Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11 - [104]

Я заинтересовался сморчками давно, еще в ту пору, когда ноги не знали усталости, семейные заботы не обременяли, а свободного времени было несравненно больше, чем сейчас. Но вот ведь как несправедлива судьба: как раз в те-то благодатные времена мне просто не везло на сморчки. Начитавшись о них в книгах, я горел желанием разыскать места их произрастания, но то ли редко бывал в весеннем лесу, то ли в сухом сибирском климате они появлялись не всякий год и не были известны людям, но они не попадались мне. Жил я в деревне и жил я в городе, но ни разу не слышал от кого-либо об этих особенных грибах. Правду говоря, сибиряки, избалованные груздями и рыжиками, очень плохо знают все остальные грибы, и рассчитывать на чью-либо помощь не приходилось. К тому же, никакой литературы о местной микологической флоре тогда не существовало. Не было уверенности, растут ли там вообще сморчки. Пыл мой со временем поугас, настойчивости поубавилось, о чем я потом пожалел. Просто не учел, что те же европейские грибы могут расти в Сибири в иное время и в иных местах. И когда я совсем случайно нашел один-единственный сморчок, к тому же сорванный кем-то и брошенный, то удивился: случилось это на берегу реки, в сыром месте, среди тальников. А ведь ни в одной книге не находил я упоминания, что сморчки могут обитать под ивами да еще в окружении зеленой травы. Наоборот, везде подчеркивалось: искать надо на сухих полянах хвойных и лиственных лесов, на гарях и старых кострищах до появления травяного покрова. И подумалось: наверное, этот гриб кто-нибудь принес издалека и зачем-то бросил здесь. На всякий случай пошарил намного вокруг. Сейчас говорю себе: балда, надо было порыскать как следует, а не уповать на книжную премудрость.

А года через два в аналогичной обстановке снова попался мне сморчок, и опять-таки в единственном экземпляре. На этот раз была не поздняя весна, не предлетье, а самое натуральное знойное лето, и это еще больше поставило меня в тупик: как же так, ведь гриб-то считается весенним... И опять же — тальники, речка. Я спустился вниз, в эту прохладу, с горы, где собирал землянику, голову мою здорово напекло, в глазах стояли оранжевые и желто-зеленые круги, они не исчезали даже когда я наклонялся к земле, а продолжали плыть передо мною на траве. Подивился еще, как этот-то гриб сумел заметить. На сей раз я сорвал его собственной рукой, и не могло быть никаких сомнений, что он попал сюда случайно с сухих полян и проплешин горного леса. Однако уже вечерело, путь до города был не близкий, мне следовало спешить на автобус. «Ладно, я потом обследую все подобные места», — решил.

В тот год это «потом» не получилось. Остальные годы уже не шли в счет. Я распрощался с тихим городом на реке Селенге и подался на Дальний Восток, так и не выяснив, почему сибирский сморчок предпочитает влажные тальниковые низины, почему растет среди густой зеленой травы, да еще и летом. А месторождений сморчковых так и вообще не разведал.

Ну что ж, зато в Хабаровске мне повезло больше. Здесь, правда, тоже никто из новых знакомых, которых я расспрашивал, не мог удовлетворить моего любопытства: они не имели никакого понятия о сморчках. Тогда, лет пятнадцать назад, на весь Дальний Восток имелась одна-единственная тощая брошюрка о грибах, да и та была посвящена Приморью. Но в ней упоминались сморчки, причем не один, а, кажется, даже три вида — обыкновенный, конический и уссурийский. Ну, думаю, не может быть, чтобы под Хабаровском не рос какой-либо из них.

И наступил-таки день, когда я, наконец, убедился в этом воочию. До сих пор этот день живет в моей памяти, весь пропитанный светом, наполненный музыкой, завороженный неведомыми чарами.

...Только в самой глубине, сознания жила смиренная надежда на встречу с этими грибами. Я был уверен: не ошибусь при встрече, узнаю сразу. Но вот найду ли?

На всякий случай надежду встретить сокровище (а все, что долго не можешь найти, становится для тебя поистине сокровищем) — эту надежду я постарался запрятать поглубже. Чтобы не испытывать разочарований. И поэтому-то ближайшая цель была — просто прогуляться по лесу, познакомиться с весенней растительностью, полюбоваться цветами. И цветы были — полыхающие чистым «сухим» пламенем купальницы и лютики, и почти в тех же местах, по оврагам, только ближе к воде, к сыротравью, — калужницы, с более яркой, влажной, почти ядовитой желтизной. Это преобладание желтого цвета характерно для весны. Будто природа восполняет недостаток в теплых солнечных брызгах, в закатном золоте зорь.

Лишь кое-где хлынет в глаза пастельно-нежная, спокойная блескучесть каких-то цветков из семейства губоцветных — голубоватых, длинновенчиковых. А доберешься до вершин сопок, до овражных и береговых каменистых обрывов — вдоволь налюбуешься лиловато-розовыми вспышками рододендрона.

А еще я срывал молодые, сочные побеги папоротника орляка. Скрученные в спираль, упругие, переполненные соками земли, они являли собою красивое зрелище. Напористые ростки поднимали сухую листву, точно грибы, и это напоминание о радостях грибной поры волновало, рождало в душе предчувствие находки.