Дали глазами Аманды - [9]

Мы любили так называемую «черную» американскую музыку: Сэма и Дэйва, Джеймса Брауна, Отиса Реддинга — все, что было ритмичным и танцевальным. Но меня привлекала не только музыка: мне нравились афиши поп-концертов, нарисованные моими друзьями. Они употребляли только «психоделические» цвета, которые «двигались», если внимательно посмотреть на афишу. Так хиппи снова открывали для себя искусство живописи, узоры из цветов, вымученные мотивы.

Художники-сюрреалисты были у всех на виду, и когда стало известно, что я знакома с Дали, я стала просто знаменитостью в кругу хиппи. Мои друзья хотели знать о нем все: колется ли он, на самом ли деле он такой сумасшедший? Все это привело к тому, что, несмотря на мою печаль, я снова принялась рисовать.

Несколькими месяцами до этого Тара стал финансировать одну лавочку, расположенную на Кингс Роуд, под названием «Dandy Fashions». Однажды в субботу я шла по этой улице в компании близнецов, и мы решили зайти в лавочку. Я примеряла платье, когда ворвалась полиция и обыскала всех присутствующих. Такие рейды происходили в то время часто, так как опасность наркотиков приобрела большие размеры. Женщина-полицейский обыскала мою сумочку. В шкатулочке 1900 года, купленной в Париже на блошином рынке, я всегда держала несколько таблеток аспирина и антибиотики. Женщина понюхала пилюли, посоветовалась со своими коллегами и предложила мне проследовать за ней в комиссариат Челси.

Это было крайне унизительно и навсегда врезалось мне в память. У меня взяли отпечатки пальцев, и я должна была полностью раздеться, после чего мне заявили, что я подозреваюсь в употреблении наркотиков. Тщетно я пыталась объяснить, что эти пилюли во Франции мне выписал врач, мне отвечали, что сначала их нужно проверить. Потом меня отпустили, но на следующее утро в 9 часов я должна была явиться на заседание суда.

Я вернулась к себе совершенно растерянной. Брайан, которого частенько беспокоили по тому же поводу, пообещал, что его адвокат мною займется. Но вечерние газеты не пренебрегли этим Делом. Во всех них было большими буквами напечатано: Манекенщица арестована по подозрению в употреблении наркотиков. На первой полосе была моя фамилия и фотография. На следующее утро я пришла на заседание суда вместе с Брайаном и его адвокатом. На фотографов, ожидавших у входа, большое впечатление произвел небесно-голубой «Роллс-Ройс» рок-звезды. Заседание было коротким, и я была отпущена под залог до тех пор, пока не станут известны результаты анализов. Благодаря этой истории я сделалась мученицей для моих друзей-хиппи и знаменитостью — для публики. Но я не стала рассказывать Дали о случившемся — мне было стыдно. Когда в результате экспертизы выяснилось, что у меня нашли отнюдь не наркотики, я была полностью оправдана. Но тем не менее у всех на устах были обвинения, предъявленные мне, а не доказательства моей невиновности. Меня перестали обслуживать во многих ресторанах и ночных кабачках — даже в Париже — потому что мое имя теперь было связано с громким делом о наркотиках!

Вернувшись во Францию в 1966 году после нескольких печальных месяцев, проведенных в Англии, я почувствовала, что мое внутреннее состояние изменилось — наконец-то ослабели нити, связывавшие меня с прошлым. Я вернулась к Катрин и предоставила всю свою дальнейшую жизнь воле случая. Однажды ночью я получила радио-телефонное сообщение… с борта пакетбота «Франция». Это был Дали, возвращавшийся из Нью-Йорка. Посылать сообщение, находясь в океане, было настоящим сумасшествием и желанием эпатировать молодую англичанку. И все это для того, чтобы сообщить мне, что он через несколько дней будет в Париже и надеется меня увидеть. Должно быть, он мною дорожил… Однако, я была обеспокоена новой встречей. Прошло четыре месяца, смогу ли я представлять для него интерес, как и прежде? Его привлекало во мне то, что я презирала условности, в отличие от молодых девушек, одновременно корыстных и увертливых, с которыми он привык общаться, и то, что в дорогих ресторанах, куда он меня водил, я не выказывала ни малейшего удивления и восхищения и сохраняла скептическое выражение лица, тогда как на самом деле была восхищена всем увиденным. Эта игра забавляла Дали, который с нетерпением ждал хоть мало-мальски удивленного жеста. Будет ли это его забавлять сейчас?

Дали принял меня туманным днем после полуденного сна. Он сам открыл дверь, поцеловал меня в лоб и просто сказал: «Здравствуйте!» Он был растрепан, и глаза у него были заспанные, но одет он был как обычно: расшитый золотом жилет, галстук в цветочек и бархатный костюм.

Он усадил меня на пурпурное канапе, а сам устроился на стуле напротив.

— У нас еще нет цветов, извините. Мы только что приехали. Завтра будут туберозы. И вы сможете составить себе букет.

Он заказал чай и так называемые «переодетые» фрукты, нечто вроде маленьких бисквитов с фруктовой начинкой, которые он ценил из-за их названия. Он внимательно рассмотрел меня:

— Да вы совсем повесили нос. Но вы красивы, красивее, чем раньше. Бледность вам идет. Я люблю бледных женщин.

Я улыбнулась. Мы оба чувствовали себя неловко и смущенно, как будто еще не знали, какими будут наши новые отношения. Я спросила о Гале, о Людовике XIV, о капитане Муре.