Далекое имя твое... - [6]

Мгновенье тишины. Первое осмысление и — шквал аплодисментов.

Имре поскорее убрался со сцены, поняв, что не добился поставленной цели. Теперь еще сложнее будет найти ее, неловко рыскать по залу. После концерта уже начнут расходиться, и девчонка утечет с толпой. Авантюра не прошла.

Но у выхода она сама искала его глазами. Увидела, обрадованно кинулась, схватила за руку:

— Отпад!.. Это ты мне посвятил?

— Как ты догадалась?

— А мне подружка сказала: «Смотри, он на тебя смотрит».

— Ох, и внимательная у тебя подружка! — восхитился Имре, поразившись лукавству темноглазой. — Тебя звать-то как?

* * *

Так он познакомился с Мартой. Так и продолжали разговаривать друг с другом бесцеремонно, словно тысячу лет знали друг друга.

— Ну, куда пойдем? — взял он ее под руку.

Марта пожала плечами, как и в тот раз у входа, ни слова не сказав, только улыбнулась загадочно. Ну и улыбочка у нее! Всю жизнь только бы и улыбалась. Больше ничего бы и не делала. Она вообще-то довольно немногословна. С ней хорошо было идти и молчать. Покосишься в ее сторону — улыбается загадочно, как Джоконда. То ли она знала о волшебстве своей улыбки и специально ее в ход пускала, то ли это у них у всех так. С такими лучше не связываться: очарует, околдует, как в невидимую трясину утянет. Не случайно таких женщин зовут колдуньями.

Ни о чем таком в тот вечер Имре не думал. Она двумя руками обхватила его левую руку, прижалась, повисла почти:

— Еще стихи почитай!

Ему это не внапряг, как говорится. Пусть знает как он любит своих венгерских поэтов.

— А я ведь не собирался ни с кем знакомиться, — смеялся Имре, — просто развлекался, просто душа свободной была…

— А теперь как твоя душа? — спросила она значительно позже.

— Душа, как душа, — уклонился он от ответа, любуясь ее загадочной улыбкой.

— Ладно, бери свою душу и давай рванем куда-нибудь на природу, — предложила Марта.

Тут неизвестно откуда Габор объявился:

— Ребята, можно я с вами?

Марта с изумлением вытаращилась на него.

— А где же твоя Ильдика? — спросил Имре, не меньше изумляясь на Габора.

Тот беспомощно развел руками, будто ребенок, у которого улетел воздушный шарик.

— Она говорит: расскажи что-нибудь. А что я ей расскажу? Ну, говорит, если ты все молчишь, я и одна могу помолчать.

— И правильно! — поддержала Марта подругу. — Я бы на ее месте тоже ушла. Ты что, ребенок?

— Что же я ей буду, о своей работе рассказывать? Мне работа и так ночами снится: раствор, мастерок, плитки, чужие квартиры… Я с напарником работаю. Такой круглый мужик, усы, как у моржа. Все дочке на свадьбу набирает, одним молоком питается: деньги экономит. Золотая мечта — дочку замуж отдать. Сядет в перерыв, ноги раскорячит, глаза мечтательно заведет к потолку: «Знаешь, какую я ей свадьбу отгрохаю? Весь Будапешт танцевать будет».

А я думаю, пока на весь Будапешт наберет, дочь состарится, а сам так экономить привыкнет, что и о свадьбе забудет. Знаете, наверное, как к бедности привыкают… Только начни копейки считать…

— А говоришь, рассказывать не умеешь? — заметила Марта и улыбнулась своей загадочной улыбкой, которая так подкупила Имре.

— Дак это я с вами…

— А с ней что ж? Она не такая? — рассмеялся Имре. — Нет, Габор, не ценишь ты нас, поэтому растрепался.

Габор снова в растерянности пожал плечами. Огорчению его, чувствуется, не было предела. Сколько он голову ломал, как бы помириться с Ильдикой, какие надежды возлагал на юбилейный вечер, и вот — на тебе! Все прахом. Что за девчонка, эта Ильдика? Теперь, как за соломинку, уцепился Габор за Имре с Мартой. Но чем можно помочь?

— Ты знаешь, где она живет? — на всякий случай спросил Имре.

— Конечно, знаю! — воскликнул Габор, и глаза у него вспыхнули надеждой.

— Мы сейчас пойдем к ней под окно и втроем затянем романс, пока она не выйдет к нам и не помирится с тобой окончательно, — сказал Имре, — а ты кончай молчать, рассказывай ей о чем угодно: о работе, о своем толстом напарнике, о доме, о столбе телеграфном, о чем угодно… Ты же трепач, Габор. Ты заговоришь любую порядочную девушку. Ты разве забыл, что они только ушами и любят?

Габор шел и внимал советам с покорным видом. Зато Марта, похоже, обиделась.

— Бывают же счастливые люди!..

— Ты о ком, Марта?

— О ком? Об Ильдике.

— Чем же она счастливая?

— Такого парня встретить, — она посмотрела на Габора. — И в такие крепкие кулачки сразу его зажать, — она покачала головой. — Ну, куда он теперь от нее скроется? Нет, я так не смогу.

Она с сожалением вздохнула, ничуть не стесняясь своего признания и подстраиваясь под мужскую откровенность.

— Ну, что, ребята, пойдемте! — нетерпеливо потянул Габор.

— Куда?

— Куда! Куда? Вы же сами сказали…

— К Ильдико под окно романсы петь? — расхохоталась Марта. — Да он же пошутил, Габор. Посмотри на него. Он только стихи может читать, а петь… Ты умеешь петь, Имре?

— Умею. Только я ни одного романса не знаю. Одни частушки, и то неприличные.

— И я неприличные. Во! — восхищенно поддержала Марта.

«Все-таки она порядочная оторва!» — почему-то подумал Имре с радостью. И вся она показалась какой-то обаятельно порочной: и фигурой, и улыбкой, и даже тем, как она сверкала глазами…