Далекое будущее вселенной. Эсхатология в космической перспективе - [112]
Более серьезный вызов бросает проблема зла и теодицеи с точки зрения неинтервенционистского понимания божественных действий. Необходимо привести «железобетонный аргумент», в силу которого милосердный и любящий Бог не смягчает царящее в мире зло при том, что понятие божественных действий имеет смысл даже сейчас, особенно важно это в свете страданий природного мира [22]. Важный ответ на это мог бы дать упомянутый выше аргумент «распятого Бога». Однако этот ответ, в свою очередь, вместе с «телесными» интерпретациями воскресения Иисуса, которые поддерживаются как богословием «распятого Бога», так и большей частью новозаветных исследований, ведут прямиком к вызову эсхатологии и фундаментальной проблемы связи эсхатологии с физической космологией.
Вызов науки можно было бы значительно смягчить, приняв любой другой из многочисленных научных подходов к воскресению. Артур Пикок работает с тем, что я называю личностным подходом к объективной интерпретации воскресения, используя против редукционистских нападок на опыт учеников аргумент эпистемологического явления. Этот подход приводит его к эсхатологии, направленной «за пределы времени и пространства» — к теозису, нашему участию в жизни Бога и блаженном созерцании. При этом он творчески использует свой философский анализ науки в поддержку эпистемологического явления и таким образом, защищая объективную и личностную интерпретацию воскресения, избегает прямого вызова со стороны науки, неизбежного для телесной интерпретации[130]. Но я, повторю снова, принимаю здесь как рабочую гипотезу телесное воскресение именно потому, что это «худший из возможных сценариев» для плодотворного взаимодействия с наукой, в надежде, что этот сценарий, если мы примем его хоть и гипотетически, но всерьез, сможет привести нас к новым, более позитивным прозрениям.
Помимо этих концептуальных задач, мы сталкиваемся с проблемой, лежащей в самой методологии, сыгравшей столь важную роль в бурном развитии области богословия и науки на протяжении последних сорока лет. По самой своей структуре эта методология не позволяет нам обходить ключевые вопросы, которые ставит христианской эсхатологии космология. Поскольку она настаивает на том, что нижние уровни накладывают ограничения на верхние, богословие не может просто игнорировать результаты физики: предсказание «замораживания или поджаривания» или то, что сменит его в будущем, неизбежно становится вызовом, на который богословие должно дать эсхатологический ответ. Таким образом, играя по методологическим правилам, образующим поле богословия и науки, мы не можем просто не обращать внимания на негативные предсказания науки. Не стоит и надеяться на то, что обращения к фактору случайности, квантовой физике, теории хаоса, онтологической непредсказуемости, уайтхедианской новизне, внезапности, будущему или метафизике окажется достаточно, чтобы легко и просто разрешить эту проблему.
17.3.5. Эсхатология в свете естественных наук
К настоящему времени было несколько разрозненных попыток обсудить воскресение Иисуса и его эсхатологическое значение в свете естественных наук, однако, как подчеркивает Билл Стогер, попытки эти производили не слишком многообещающее впечатление ([19], с. 19–20). Охарактеризуем их вкратце.
17.3.5.1. Физическая эсхатология
Фримэн Дайсон [18, 19, 20] и позже Фрэнк Типлер и Джон Бэрроу [7] показали, что эсхатология может быть полностью сведена в область науки. Полученная «физическая эсхатология», по Дайсону, показывает, что в открытой вселенной жизнь может продолжаться вечно даже при неизбежно понижающейся космологической температуре и превращении звезд в черные дыры, и так далее. Ключевое утверждение здесь: жизнь — это просто процесс передачи информации, который может быть основан не только на биохимии. Типлер и Бэрроу представляют аналогичное заключение о жизни в закрытой вселенной: здесь бесконечность жизни достигается субъективно, благодаря возрастанию по экспоненте объема передачи информации, совместимому с конечным будущим вселенной [100]. В почти стационарной вселенной [39] эта проблема не возникает — такая вселенная всегда благоприятна для жизни.
Этот подход отражает один из сформулированных выше аспектов методологии: наука налагает на богословие принципиальные ограничения. Она открывает увлекательные тропы к новым исследованиям, в том числе в области физического/информационного измерения жизни и возможностей существования жизни в далеком будущем как в открытой, так и в закрытой вселенной, а также ее потенциальной способности «одомашнить» вселенную и, быть может, даже повлиять на некоторые ее глобальные топологические характеристики. Однако эти пути никак не соотносятся с другим аспектом методологии: богословие описывает нередуцируемые процессы и свойства, и для этого описания научного языка недостаточно, так что научный язык здесь серьезно помочь не сможет[131].
17.3.5.2. Эмерджентное и неинтервенционистское божественное действие
Могут ли эмерджентный и неинтервенционистский подходы к божественному действию, до сих пор столь плодотворные, успешно использоваться и при обсуждении вопросов эсхатологии и космологии? Как мы видели на примере работы Пикока, они, несомненно, помогают в создании сложного и многообещающего подхода, если автор не принимает интерпретацию «телесного воскресения». Однако я предполагаю, что для целей нашего исследования, работающего с этой интерепретацией, они могут иметь в лучшем случае маргинальную ценность, поскольку предполагают, что такое божественное действие не изменяет основных законов природы, но действует в них, с ними и через них. Однако эсхатологическое утверждение здесь состоит в том, что своим новым действием Бог радикально преобразует вселенную, а это, в свою очередь, требует более сложной стратегии, чем эмерджентность и невмешательство. Можно сказать, что воскресение Иисуса — «больше, чем чудо», поскольку это новое действие Бога преобразило саму природу; это не просто уникальное и экстраординарное событие на обыденном фоне вполне естественных предыдущих и последующих событий. Напротив, неинтервенционистское божественное действие — в определенном смысле «меньше, чем чудо», поскольку постоянная активность Бога–Творца согласна с природными процессами, которые наука описывает на языке законов природы, в особенности с процессами внутренне недетерминированными и, следовательно, открытыми для божественного вмешательства.
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.
В книге представлены все важнейшие аспекты философии религии, включая логику божественных атрибутов, бессмертие, чудо, доводы теизма и атеизма, соотношение веры и разума, религии и этики, человеческой свободы и божественного провидения, науки и религии. Кроме того, она рассматривает ряд важных тем, часто игнорируемых в подобной литературе, таких как атеистический «аргумент от божественной сокрытости», согласованность учений о Троице и о воплощении, а также связь между религией и политикой. Книга станет ценным сопровождением для университетских курсов.