Далеко от Москвы - [6]
— Этот вопрос затронут нами в докладной записке главному управлению. Я полагал, она вам известна. У меня есть копия, можете с ней ознакомиться.
— Я читал ее в Москве. Вы утверждаете, что невозможно построить нефтепровод в один год. И все, кончен разговор?
— Повторяю: из этого отведенного нам единственного года с его двенадцатью месяцами — семь месяцев приходится на зиму.
— Но на ваш обстоятельный доклад Москва дала совершенно ясное указание — безоговорочно приступить к практическому выполнению постановления правительства и, в частности, перестроить проект.
— Мы сами понимаем: постановление правительства надо выполнять безоговорочно и практически. Однако не лучше ли честно сказать правду о нереальности срока, чем обманывать правительство нечестными, в сущности, попытками сократить время в три раза?
— Почему же нечестными? — Большие глаза Беридзе заблестели.
— Скажу — почему. Правительство в плане ведения войны рассчитывает, очевидно, на наш нефтепровод и поэтому решается расходовать на его постройку драгоценную людскую энергию и материально-технические средства. Не является ли гражданским долгом нашим доказать, что людей и средства надо переключить на службу войне в другом месте, где все затраты принесут немедленную помощь фронту?
— На данную тему вы послали вторую обстоятельную докладную записку? — спросил Беридзе.
— Мы послали телеграмму. Смысл ее такой: находясь в полном здравии и при твердой памяти, не можем отказаться от точки зрения, изложенной в первой докладной записке.
— Кочка зрения, кочка зрения! — с досадой выкрикнул Беридзе. — Зря вы потратили дорогое военное время на сочинение докладных. Вас загипнотизировали десять томов проекта, вы привыкли к нему, как к жене. Надо было смело и решительно пересмотреть это довоенное произведение, вместо того чтобы ревизовать постановление правительства.
Грубский встал. Он был взволнован не менее Беридзе, но сдерживался.
— Вам предоставляется сделать то, что мы не сумели: проявить смелость, решительность и прочие львиные качества, которых у нас не оказалось. Рад буду лицезреть ваши подвиги, — сказал он почти спокойно и вышел.
Беридзе быстро бегал по кабинету, сцепив пальцы за спиной и немного ссутулившись.
— Этот индюк умоет теперь руки-ноги и будет стоять в стороне, хихикая над нами, — сказал он, подойдя к Алексею, безучастно сидевшему на подоконнике. — Что ты скажешь?
— Про индюка скажу так: в его рассуждениях есть логика. Я даже и не ожидал от него такой прямолинейности.
— Может быть, логика есть, но рассуждает он позорно, — отрезал Беридзе.
— Позорно? Думается, что он судит трезво. Немцы зашли далеко, катятся бронированной лавиной на Москву, судьба войны решается днями. Кому нужен нефтепровод, если даже он будет готов не через три года, а через год? Или скоро будет решительное сражение, и мы разобьем их. Или...
— Алексей, замолчи! — крикнул Беридзе. В один прыжок он очутился возле Ковшова.
Инженеры стояли у окна лицом к лицу: Алексей — побелевший, как бумага; Беридзе — красный от возбуждения.
— Запомни, вколоти в свою вздорную башку: никаких «или»! Война продлится столько, сколько понадобится для победы. Если нужно — год! Если нужно — три года, пять лет, десять лет! И еще вколоти в свою башку: раз правительство решило продолжать стройку нефтепровода, значит он нужен дозарезу и не позднее, чем через год. — Беридзе перевел дыхание и сказал более уравновешенно: — Разве нас посылали сюда затем, чтобы мы поддерживали всякую сомнительную «логику»?
— Меня сюда не посылали, — быстро сказал Алексей и отвернулся. Он понимал, что неправ, но не сумел подавить духа противоречия и жестко добавил: — Тебя посылали. Меня ты прихватил просто для веселой компании.
Беридзе долго молча смотрел на Ковшова. Руки его, сжатые в кулаки, поднялись, глаза потемнели от гнева.
Алексей будто не замечал состояния Беридзе, но, чувствуя необходимость оборвать разговор, лег на подоконник и недовольный собой, огорченный тем, что нанес обиду товарищу, невидящими глазами глядел в широкую даль за окном.
— Я за тебя поручился перед Батмановым, — задыхаясь, проговорил Беридзе. — Я сказал ему, что уверен в тебе, как в самом себе. Не заставляй же меня сомневаться в этом, если тебе дорога наша дружба и все святое! Ты слышишь, что я говорю?
Ковшов не отозвался. Беридзе взмахнул обеими руками, резко повернулся и стремительно вышел, почти выбежал из комнаты.
Глава третья
Нужен ли нефтепровод войне?
У Алексея оставалось много свободного времени в эти первые дни жизни в Новинске. Работа сводилась пока к ознакомлению с материалами проекта и отчетными документами. К тому же, после неожиданной их размолвки, Беридзе обособился и перестал разговаривать с Алексеем, хотя занимались они по-прежнему в одном кабинете.
На третий день Ковшов отправился пешком в город, на почту. От управления, расположенного в привокзальном районе, до города было восемь километров. Алексей свернул с пыльной ухабистой дороги, направился к сопкам, укорачивая путь. Издали, под солнцем, сопки казались как бы застланными коричневым бобриком. Когда Алексей приблизился, они стали мохнатыми и очень пестрыми.
Читателям Василий Ажаев (1915–1968) знаком как автор широко известого романа «Далеко от Москвы». Писатель много и сосредоточенно работал. Свидетельство тому — новый роман «Вагон», долгое время пролежавший в архиве В. Ажаева. В годы сталинских репрессий автор, как и герой «Вагона» Митя Промыслов, не по своей воле оказался на Дальнем Востоке. Работал в лагере, видел людей, видел, как испытывается напрочность человеческий характер.В романе перед нами предстает неприкрашенная правда подлинных обстоятельств, правда истории.
Василий Николаевич Ажаев родился в деревне Соцкое Московской области в 1915 году. Свой первый рассказ он опубликовал в 1934 году в московском журнале «Смена». В последующие годы печатал рассказы и очерки в дальневосточной краевой печати. В 1944 году В. Ажаев закончил заочное отделение Литературного института имени А. М. Горького. Широкую известность принес писателю роман «Далеко от Москвы», выдержавший большое количество изданий и удостоенный Государственной премии СССР первой степени. В книге «Предисловие к жизни» собраны повести и рассказы разных лет и тем.
Историческая повесть М. Чарного о герое Севастопольского восстания лейтенанте Шмидте — одно из первых художественных произведений об этом замечательном человеке. Книга посвящена Севастопольскому восстанию в ноябре 1905 г. и судебной расправе со Шмидтом и очаковцами. В книге широко использован документальный материал исторических архивов, воспоминаний родственников и соратников Петра Петровича Шмидта.Автор создал образ глубоко преданного народу человека, который не только жизнью своей, но и смертью послужил великому делу революции.
Роман «Доктор Сергеев» рассказывает о молодом хирурге Константине Сергееве, и о нелегкой работе медиков в медсанбатах и госпиталях во время войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
Из предисловия:Владимир Тендряков — автор книг, широко известных советским читателям: «Падение Ивана Чупрова», «Среди лесов», «Ненастье», «Не ко двору», «Ухабы», «Тугой узел», «Чудотворная», «Тройка, семерка, туз», «Суд» и др.…Вошедшие в сборник рассказы Вл. Тендрякова «Костры на снегу» посвящены фронтовым будням.
Эта книга написана о людях, о современниках, служивших своему делу неизмеримо больше, чем себе самим, чем своему достатку, своему личному удобству, своим радостям. Здесь рассказано о самых разных людях. Это люди, знаменитые и неизвестные, великие и просто «безыменные», но все они люди, борцы, воины, все они люди «переднего края».Иван Васильевич Бодунов, прочитав про себя, сказал автору: «А ты мою личность не преувеличил? По памяти, был я нормальный сыщик и даже ошибался не раз!».