Вадим покраснел, потом побледнел и ответил так же тоненько:
— Здравствуйте. Меня зовут Вадим, а моего дедушку — Сергей Никанорович.
— Беленицын? Значит, вы живёте вон там, за прудом?
Вадим важно кивнул.
— Тогда передай дедушке, что мы очень рады будем его видеть! Передашь? Варя, а ты куда?
Но Варя, согнувшись, уже исчезала под террасой. Вадим с Наташей тревожно переглянулись. Сначала под террасой было тихо. Потом послышался радостный лай, писк и опять стихло. Наконец из-под лестницы высунулась лохматая Варина голова.
— Наташка, их почему-то стало пять! — сказала она испуганно.
— Кого пять?
— Щенков. Было четыре, а вдруг почему-то стало пять. Вот провалиться!
Голова снова исчезла. И Варин глухой, как из бочки, голос подтвердил:
— Их стало пять. Только один здорово царапается…
Наташа и Вадим снова молча переглянулись и тоже полезли под террасу.
* * *
А вечером девочки провожали Веру Аркадьевну обратно в Москву.
Небо было чёрное, усыпанное редкими звёздами, деревья не шевелились. Поле казалось пустым, огромным, у разъезда в деревне мигали и светились огоньки. Где-то лаяли собаки.
— Значит, уезжаете. — Варя вздохнула и потрогала Веру Аркадьевну за ремень от полевой сумки. — Всё-таки жалко.
Вера Аркадьевна засмеялась:
— Жалко не то, что уезжаю, а то, что не нашла тех чертежей для Бориса Матвеевича. Конечно, прошло столько лет… Девочки, не хотите ли пробежаться?
— Хотим, — сказала Варя. — Внимание. Приготовиться. Пошли!
Отдуваясь, она заработала руками. Наташа подпрыгивала, время от времени вскрикивала «ой!» и снова «ой-ой!». Вера Аркадьевна бежала молча, придерживая фотоаппарат.
— Уж-жасно хорошо! — пропыхтела Варя. — Я, когда разгонюсь, кого хотите обго…
Бац! Со всего размаха она растянулась на дороге.
— Здо́рово ушиблась? — спросила Вера Аркадьевна.
— Здо́рово. — Варя покряхтела и встала. — Нет, не здо́рово.
— Покажи коленку.
Вера Аркадьевна вынула что-то из сумки и пустила на Варину ногу пучок ярко-жёлтых лучей.
— Йоду бы хорошо.
— Зачем йоду, можно подорожником, только поплевать, — сказала Варя. — Пожалуйста, дайте мне посветить!
От разъезда послышался шум: из темноты выросли и побежали огни. Постукивая и убыстряя ход, вдалеке прошёл освещенный поезд.
— Вот и опоздали, пойду искать подорожник, — сказала Наташа.
— Стоит ли? Я думаю, обойдётся. Доковыляешь?
— Доковыляю, — твёрдо ответила Варя.
Когда из наступившей снова темноты появились железнодорожная насыпь и будка разъезда, Вера Аркадьевна, сняв с себя кожанку, спросила:
— Может быть, следующего поезда здесь лучше подождём?
Все трое уселись у насыпи. Было очень тихо. Только собаки в деревне лаяли громче. Варя усердно включала и выключала фонарик. От него по земле расползались жёлтые пятна.
— И на Сайгатку светит сейчас луна, — помолчав, задумчиво сказала Вера Аркадьевна. — Но там она спрячется часа через два, а здесь только что зажглась… И этот маленький фонарик один раз очень помог мне.
— Ну, — попросила Варя, — ну, рассказывайте, пожалуйста, опять!
— Я возвращалась в Сайгатку. — Вера Аркадьевна переложила на коленях полевую сумку и сорвала одуванчик. — Мальчишки из соседней деревни проводили меня до старого кладбища. Знаете, как быстро темнеет осенью? Я почти бежала по тропке, и звёзды, как сейчас, смотрели на меня с неба. Но вот большая чёрная туча стала глотать их одну за другой. Стало темно, как в погребе.
И вдруг я услышала: кто-то шагает за мной. Тяжело вздыхает и шагает. Я вынула этот фонарик, посветила вокруг — никого.
В лицо мне толкнулось что-то колючее. Оказывается, я сошла со жнивья и набрела на стоящую среди поля сосну. И снова сзади кто-то очень тяжело вздохнул.
Сухие стебли хрустели под моими ногами. А фонарик, как назло, светил всё слабее и слабее. Жалея его, я снова пошла в темноте.
И вот, верите ли, чётко услышала, что за мной идут следом. Только это были какие-то странные, перестукивающие шаги, точно не в ногу шло несколько человек. Потом что-то подуло на меня и мне стало не по себе.
— Не по себе… — прошептала Наташа и придвинулась ближе к Вере Аркадьевне.
А Варя, облизнув губы, повторила нетерпеливо:
— Ну?
— Рюкзак с пробами натирал мне плечи, а Сайгатка всё не появлялась. И скоро я поняла, что сбилась с тропки совсем. Сбоку зажурчала вода, я споткнулась и ударилась с размаху о какой-то деревянный настил.
Изогнувшись, включила фонарик и поняла: лежу на старом разобранном мосту, а подо мной течёт какая-то речонка. Что ж такое, её не было у нашей Сайгатки! Я отползла назад. В темноте, помедлив, кто-то двинулся за мной. И вдруг я кубарем покатилась вниз, в овраг, заросший полынью, я чувствовала её горький запах.
Над моей головой дышали с шумом, даже всхрапывали. С трудом я выбралась из оврага и… побежала. Подминая засохшие стебли, тот, невидимый, рванулся следом. А я… я неслась в темноте, забыв от страха всё на свете! И остановилась только, когда в лицо ударили колючие ветки той же самой сосны.
И знаете, что я тогда сделала?
Не снимая рюкзака, полезла по её ветвям и всё время не переставая светила фонариком. Подумала: а вдруг Борис Матвеевич вышел уже из Сайгатки на поиски и увидит мои световые сигналы?
