— Послушайте, здравствуйте, а это там что? — крикнула Варя, размахивая руками.
— Как — что? Волга!.. Давай, давай! — закричал он на грузчиков.
— Значит, Горький уже теперь скоро?
— Эх, да не мешайся ты под ногами! — рассердился мужчина.
С берега к пароходу пробиралась смуглая девочка с частыми косичками. Она несла чёрный противень с жареной рыбой. Варя подумала, распорола подкладку и купила на десять рублей две ладно прожаренные коричневые рыбины.
А к вечеру началось.
Ещё задолго до Казани в пароход набилось столько народу, что Варю затолкали в угол между стеной и скамейками. Женщины с узлами и детьми, пахнущие махоркой мужчины, парни с деревянными сундучками и серыми скатанными одеялами.
Некоторые устроились прямо на полу, на сваленных вещах. Огромный обросший моряк разлёгся на скамейке и громко захрапел. Его попробовали потеснить, он вскочил и заорал что-то диким голосом. Два военных взяли его под руки и увели куда-то. Несколько башкир в полосатых стёганых халатах залезли на скамейку рядом с Варей.
У Вари почему-то после рыбы сразу засосало под ложечкой. Потом стала кружиться голова, а перед глазами всё поплыло, как в тумане. Очень хотелось пить, но воду из железного бачка всю давно вылили в чайники и кружки, а вылезти на палубу Варя побоялась. Она прикорнула к спинке скамейки, сунула под щёку кулак и наконец задремала. И сразу же на неё навалился тяжёлый, чёрный бред…
«Держите её, держите! Это она украла!»
«Да не украла, а убежала. Я вам говорю…»
«Ясно, убежала. Вот и деньги в подкладке, а ещё говорит — готовится в парашютистки».
«Ой, мамочка, волки!»
Серые, чёрные, зелёные камни надо складывать в кучу, а они всё время скатываются вниз. Надо взвалить их на плечи и тащить, как Ганькины мешки с хлебом. И пить хочется…
— Дайте, пожалуйста, пить, дайте пить!..
— На́, девочка, выпей.
Варя открыла глаза. Белая стена, и на лампе — бабочка. А может быть, это листок прилип?..
— Где я?
— Лежи, лежи.
Варя с усилием повернула голову. Если пароход, то почему не качает и нет стука? И где башкиры?
Над головой плакат: «Не пейте сырой воды!», а пониже мелкими буквами: «Остерегайтесь брюшного тифа».
Варя упрямо мотнула головой и села.
— Где это я?
Перед ней на высоком табурете за столом — девушка в белом халате.
— Ты, дорогая, лежи и не разговаривай.
— А пароход?
— Ушёл твой пароход.
— Со мной что-нибудь…
— Лежи, тебе говорят!
Варя легла и отвернулась к стене. Как только девушка куда-то вышла, села опять. Спустив ноги, пальцами потрогала холодный дощатый пол. Ботинки её стояли у стола, платье лежало на табуретке. Губы сохли, и во рту было так, точно она полизала дверную ручку.
Варя встала, натянула платье и, пошатываясь, вышла на середину комнаты. Из окна она увидела гладкую, как стекло, воду, борт жёлтой баржи и какое-то строение. Баржа колыхалась, а может быть, это пол в комнате медленно подымался и опускался… На столике, за которым сидела девушка, лежал раскрытый журнал. Варя заглянула: в разграфлённой странице было аккуратно вписано: «Заболевшая — одна, откуда прибыла — неизвестно, фамилия — неизвестна, итого — одна».
Дверь отворилась, и вошла та девушка в халате. Она взяла Варю за плечо и подтолкнула к койке.
— Не лягу! — сказала Варя. — Не лягу, пока не скажете, где я. У меня что, брюшной тиф?
— Никакой не тиф, а рыбу плохую есть не надо. Куда едешь и откуда?
— Не скажу.
— Это почему же?
— А зачем вы меня с парохода ссадили?
— Дурочка, ты же заболела, не я! Тебе же лучше!
— Нет, не лучше. Мне в Горький надо.
— И доедешь. Поправишься и доедешь.
— Когда?
— Завтра.
Варя покорно и быстро полезла на койку.
— А это здесь что у вас, пристань?
— Не пристань, а комната матери и ребёнка.
— А комната на пристани? Почему она качается?
— На пристани, вот и качается. Спи ты, неуёмная!
— Как называется? Пристань?
— Бахтырская называется. Спи.
Варя высунула голову и прислушалась.
За стенкой говорили двое, наверное с той баржи, их голоса гулко разносились над водой.
Один:
— Я ж им и доказываю, вверх к Горькому идти медленней! А немец тут как тут. На прошлой неделе нефтеналивную за Чебоксарами, болтают, на дно пустил. Сегодня б и идти. К утру на рассвете аккурат в Горьком будем…
Второй:
— Болтают, болтают… А ты слушай меньше. Сегодня и пойдём. Вот только топливо подвезут.
Варя осторожно встала, обулась, бесшумно открыла дверь и вышла на лесенку. От реки тянуло холодом, сыростью. На берегу горели огни, грохотала лебёдка. С баржи опять сказали:
— Через полчаса трогаемся, слышишь?
Надо решаться! Варя быстро вернулась в комнату. Только сейчас она заметила: у койки на табуретке, где раньше лежало платье, стоит стакан молока, на нём горбушка хлеба… Варя взяла со стола клочок бумаги, помогая языком, нацарапала: «Сестра, я уже поправилась и уезжаю в Горький. До свидания! Спасибо, что вылечили». В журнал, в графу с фамилией, аккуратно вписала: «Бурнаева В.». Потом быстро надела жакетку, подумала, выпила приготовленное молоко, сунула горбушку в карман и прикрыла за собой дверь. Сойдя с пристани, она пошла по тропинке к красному мигающему фонарю. Было скользко. Варя несколько раз оступилась и, дойдя до узкой полосы воды, отделявшей баржу от берега, чуть не упала.
