Далеко ли до будущего? - [4]

Второй "камень", лежащий в основа­нии художественного мира Стругацких — это тайна. Мало кто из признанных масте­ров детективного жанра может соперни­чать с ними в искусстве владения всеми рычагами тайны. Необъяснимое событие или ситуация, информационный "про­вал", разрыв в цепи причин и след­ствий — непременные атрибуты почти каждого произведения писателей, начи­ная с середины шестидесятых. О, Стру­гацкие прекрасно сознают, сколь глубоко укоренена в наших душах потребность в таинственном, и щедро ее удовлетворя­ют. Однако тайна для Стругацких — это и одна из существенных сторон нашего существования, одно из измерений наше­го мира. В ней концентрируется все не­известное, непознанное, что разлито в ок­ружающей жизни. В зрелых произведени­ях писателей — таких, как "Пикник на обочине", "За миллиард лет до конца света", "Жук в муравейнике" — загадоч­ная ситуация оказывается и этически значимой. Здесь важно не только раскрыть тайну, но и определить, какая линия поведения в условиях неопреде­ленности является самой достойной, отве­чающей критериям гуманистической мо­рали.

Рекорд по "удельному весу" таинствен­ного принадлежит, наверное, "Жуку в муравейнике". Тайна там многоконтурна, многослойна. Постепенно, снимая один покров загадочного за другим, приближа­емся мы к пониманию истинного смысла драмы, разыгрывающейся на страницах повести. В центре этой драмы — личность и судьба Льва Абалкина. Подробнее о по­вести речь пойдет позже, а сейчас обратим внимание вот на что. Сюжет ее движется таким образом, что в финале последнее кольцо тайны остается неразомкнутым, последний вопросительный знак остается сидеть занозой в читательском сознании, побуждая его снова и снова возвращаться к смысловым коллизиям повести.

И еще одно. В основной текст повести вмонтированы отрывки отчета, написан­ного Абалкиным после участия в опера­ции "Мертвый мир". Эти отрывки, в кото­рых немало пропусков, лакун, обрываю­щиеся к тому же на самом интересном месте, являют собой увлекательнейший "роман в романе". Приключения героя в полуразрушенном, почти обезлюдевшем городе на далекой планете дразнят чита­тельское воображение многочисленными и остающимися без разрешения загадка­ми. На память приходят слова Тынянова, писавшего, что пропуск глав, других фрагментов текста — "частый прием ком­позиционной игры", направленный на "семантическое осложнение" и "усиле­ние словесной динамики" повествования.

Раз уж это слово прозвучало, поговорим об игре — еще одном существенном эле­менте поэтики Стругацких. Игра в их творчестве присутствует в самых различ­ных формах и обличьях, на разных уров­нях организации повествования. Прежде всего игровое начало воплощено в самих героях, особенно молодых. Избыток сил, радость жизни, удовольствие от занятия любимым делом — все это отливается в абсолютную раскованность поведения, в постоянную готовность к шутке, каламбу­ру, веселому розыгрышу. Трагичная по колориту повесть "Попытка к бегству" зачинается, к примеру, сценой беззабот­ного веселья. "Структуральнейший лин­гвист" Вадим перед путешествием на Пандору прямо-таки ходит на голове, ду­рачится и распевает песенки собственного сочинения.

Этот же дух раскованности, веселой изобретательности присущ и повествова­тельной манере Стругацких. Явно игрово­го свойства часто используемое писателя­ми соединение элементов, взятых из раз­ных культурно-исторических пластов, разных смысловых и стилевых рядов. В "Улитке на склоне" сознанию человека двадцатого века, ученого противостоит тщательно выстроенная фантасмагориче­ская реальность Леса, где все зыбко, переменчиво, алогично, как во сне (тут невольно возникают ассоциации с при­чудливыми видениями Кафки).

По принципу коллажа организуется образная система повестей "Понедельник начинается в субботу" и "Сказка о трой­ке". Здесь сказочные и мифологические мотивы, фантастические явления сталки­ваются с терминами и понятиями эпохи НТР, с деталями повседневного быта, иногда реалистическими, иногда — сати­рически заостренными.

Любят писатели и подразнить пури­стов, радетелей чистоты и иерархического разделения жанров. Отсюда — маскара­ды, переодевания, перекройка устойчи­вых жанровых схем и стереотипов. В ро­мане "Трудно быть богом" костюмы, рек­визит, весь фон действия взят напрокат из рыцарских и мушкетерских романов. "Обитаемый остров", роман воспитания, наполненный к тому же интересными и острыми размышлениями о методах соци­ального действия, обряжен в одежды авантюрного, "шпионского" повествова­ния, наполнен погонями, схватками, рез­кими переменами декораций и так далее.

А сколько в произведениях Стругацких внутрилитературной игры — изящной и озорной! Писатели не скрывают своего пристрастия к хорошей литературе и не упускают случая вкрапить в свой текст "чужое слово", строки и фразы любимых авторов. Открытые и скрытые цитаты, ре­минисценции, лукавые отсылки к источ­никам обогащают повествовательную ткань новыми смысловыми "капилляра­ми", активизируют литературную память читателей.

Одна из последних публикаций Стру­гацких, повесть "Хромая судьба", вся построена на обнажении приема, на де­монстрации "технологии". С главным ее героем, писателем Феликсом Александро­вичем Сорокиным, происходит ряд не­обычных происшествий, каждое из кото­рых могло бы быть развернуто в отдель­ный фантастический или авантюрно-приключенческий сюжет. Однако дразня­щие эти возможности остаются в повести нереализованными. Сама же она после вереницы забавно-язвительных эпизодов, живописующих отношения в писатель­ской среде и порядки в Клубе литерато­ров, переключается в плоскость серьез­ных размышлений о природе и психоло­гии творчества, о критериях оценок, о мотивах, движущих писателем в его работе. И тень Михаила Афанасьевича Булгакова, возникающая на страницах повести, придает этим размышлениям особую остроту и многозначность.