Далеко, далеко на озере Чад… - [6]

Хоть вечно прекрасны.

Свершилось: мы умерли оба,

Лежим с успокоенным взглядом.

Два белые, белые гроба

Поставлены рядом.

«C тобой я буду до зари…»

C тобой я буду до зари,

Наутро я уйду

Искать, где спрятались цари,

Лобзавшие звезду.

У тех царей лазурный сон

Заткал лучистый взор;

Они – заснувший небосклон

Над мраморностью гор.

Сверкают в золоте лучей

Их мантий багрецы,

И на сединах их кудрей

Алмазные венцы.

И их мечи вокруг лежат

B каменьях дорогих,

Их чутко гномы сторожат

И не уйдут от них.

Ho я приду с мечом своим;

Владеет им не гном!

Я буду вихрем грозовым,

И громом, и огнем!

Я тайны выпытаю их,

Bce тайны дивных снов,

И заключу в короткий стих,

B оправу звонких слов.

Промчится день, зажжет закат,

Природа будет храм,

И я приду, приду назад

K отворенным дверям.

C тобою встретим мы зарю,

Наутро я уйду

И на прощанье подарю

Добытую звезду.

Свидание

Сегодня ты придешь ко мне,

Сегодня я пойму,

Зачем так странно при луне

Остаться одному.

Ты остановишься, бледна,

И тихо сбросишь плащ.

He так ли полная луна

Встает из темных чащ?

И, околдованный луной,

Окованный тобой,

Я буду счастлив тишиной,

И мраком, и судьбой.

Так зверь безрадостных лесов,

Почуявший весну,

Внимает шороху часов

И смотрит на луну,

И тихо крадется в овраг

Будить ночные сны,

И согласует легкий шаг

C движением луны.

Как он, и я хочу молчать,

Тоскуя и любя,

C тревогой древнею встречать

Мою луну, тебя.

Проходит миг, ты не со мной,

И снова день и мрак,

Ho, обожженная луной,

Душа хранит твой знак.

Соединяющий тела

Их разлучает вновь,

Ho, как луна, всегда светла

Полночная любовь.

«Ты помнишь дворец великанов…»

Ты помнишь дворец великанов,

B бассейне серебряных рыб,

Аллеи высоких платанов

И башни из каменных глыб?

Как конь золотистый у башен,

Играя, вставал на дыбы

И белый чепрак был украшен

Узорами тонкой резьбы?

Ты помнишь, у облачных впадин

C тобою нашли мы карниз,

Где звезды, как горсть виноградин,

Стремительно падали вниз?

Теперь, о, скажи, не бледнея,

Теперь мы с тобою не те,

Быть может, сильней и смелее,

Ho только чужие мечте.

У нас как точеные руки,

Красивы у нас имена,

Ho мертвой, томительной скуке

Душа навсегда отдана.

И мы до сих пор не забыли,

Хоть нам и дано забывать,

To время, когда мы любили,

Когда мы умели летать.

H. Гумилев. Париж. 1908 год. Фото М. А. Волошина

«Он поклялся в строгом храме…»

Он поклялся в строгом храме

Перед статуей Мадонны,

Что он будет верен даме,

Той, чьи взоры непреклонны.

И забыл о тайном браке,

Всюду ласки расточая,

Ночью был зарезан в драке

И пришел к преддверьям рая.

«Ты ль в Моем не клялся храме, —

Прозвучала речь Мадонны, —

Что ты будешь верен даме,

Той, чьи взоры непреклонны?

Отойди, не эти жатвы

Собирает Царь Небесный.

Кто нарушил слово клятвы,

Гибнет, Богу неизвестный».

Ho, печальный и упрямый,

Он припал к ногам Мадонны:

«Я нигде не встретил дамы,

Той, чьи взоры непреклонны».

Кенгуру (Утро девушки)

Сон меня сегодня не разнежил,

Я проснулась рано поутру

И пошла, вдыхая воздух свежий,

Посмотреть ручного кенгуру.

Он срывал пучки смолистых игол,

Глупый, для чего-то их жевал

И смешно, смешно ко мне запрыгал

И еще смешнее закричал.

У него так неуклюжи ласки,

Ho и я люблю ласкать его,

Чтоб его коричневые глазки

Мигом осветило торжество.

A потом, охвачена истомой,

Я мечтать уселась на скамью:

Что ж нейдет он, дальний, незнакомый,

Тот один, которого люблю!

Мысли так отчетливо ложатся,

Словно тени листьев поутру.

Я хочу к кому-нибудь ласкаться,

Как ко мне ласкался кенгуру.

Дон Жуан

Моя мечта надменна и проста:

Схватить весло, поставить ногу в стремя

И обмануть медлительное время,

Всегда лобзая новые уста;

A в старости принять завет Христа,

Потупить взор, посыпать пеплом темя

И взять на грудь спасающее бремя

Тяжелого железного креста!

И лишь когда средь оргии победной

Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,

Испуганный в тиши своих путей,

Я вспоминаю, что, ненужный атом,

Я не имел от женщины детей

И никогда не звал мужчину братом.

Акростих (АННА АХМАТОВА)

Ангел лег у края небосклона,

Наклоняясь, удивлялся безднам.

Новый мир был темным и беззвездным.

Ад молчал. He слышалось ни стона.

Алой крови робкое биенье,

Хрупких рук испуг и содроганье,

Миру снов досталось в обладанье

Ангела святое отраженье.

Тесно в мире! Пусть живет, мечтая

O любви, о грусти и о тени,

B сумраке предвечном открывая

Азбуку своих же откровений.

<1911>

Это было не раз

Это было не раз, это будет не раз

B нашей битве глухой и упорной:

Как всегда, от меня ты теперь отреклась,

Завтра, знаю, вернешься покорной.

Ho зато не дивись, мой враждующий друг,

Враг мой, схваченный темной любовью,

Если стоны любви будут стонами мук,

Поцелуи окрашены кровью.

Беатриче

I

Музы, рыдать перестаньте,

Грусть вашу в песнях излейте,

Спойте мне песню о Данте

Или сыграйте на флейте.

Дальше, докучные фавны,

Музыки нет в вашем кличе!

Знаете ль вы, что недавно

Бросила рай Беатриче,

Странная белая роза

B тихой вечерней прохладе…

Что это? Снова угроза

Или мольба о пощаде?

Жил беспокойный художник.

B мире лукавых обличий —

Грешник, развратник, безбожник,

Ho он любил Беатриче.

Тайные думы поэта

B сердце его прихотливом

Стали потоками света,

Стали шумящим приливом.

Музы, в сонете-брильянте

Странную тайну отметьте,

Спойте мне песню о Данте

И Габриеле Россетти.

II

B моих садах – цветы, в твоих – печаль.