Далеко-далёко - [37]

Ночною порой шелестели дубравы, цикады вторили лесным феям, посапывал во сне и Шуша. Чтобы его накрыть, бабушка сшила из трёх простыней, трёх пододеяльников и трёх пледов огромное покрывало. Подушку набивали всей деревней. Крышу возводили пять самых высоких кранов.

А Шуша всё ждал.

У него было одно заветное желание, и лёжа на спине звёздной ночью, он боялся пропустить падающую звезду и не загадать то, о чём так сильно мечтал.

Шуша любил пускать мыльные пузыри, но после того как один из пузырей опустился на дом бабушкиной соседки и взмыл ввысь вместе с деревянным домишком и вовсе не довольной тётей Машей, бабушка попросила внука так больше не делать.

«Малыш» ещё больше загрустил. Он бродил по полям под зонтиком, а тучки неотступно следовали за ним. Бабушка заставляла надевать резиновые сапожки сто тридцать пятого размера и плащ, чтобы Шуша не промок и не простыл.

По утрам он выпивал две цистерны молока, съедал сто штук блинчиков, которые бабушка пекла на специально построенной печке, обмакивая их в огромный таз с вареньем. Бабушка всё время повторяла: «Ты наелся? Может быть, ты голодный? Съешь ещё». Она боялась, что «малыш» недоедает.

Одним тёплым августовским днём послышался шум подъезжающего автобуса. Хотя Шуша увидел его намного раньше, чем тот показался из-за поворота. Когда из него все вышли, «малыш» вздохнул: «Нет, не едет». Но тут же радостно воскликнул: «ПРИЕХАЛА!!!» Навстречу Шуше спешила молодая женщина, немного задержавшаяся в салоне автобуса. Просто она везла подарок, и пока его доставала, все уже разошлись.

– Приехала! Приехала! Приехала!

Слышали все: и рыбы в пруду, и феи лугов, и стрижи, и даже медведь в своей берлоге.

Тучи над бабушкином домом мигом испарились, выглянуло ласковое солнышко, и Шуша, осторожно посадив на одну лапу гостью, чей приезд так долго ждал, прижал её к себе.

И так получилось, что Шуша исчез. Совсем. Исчезли пушистые ушки с кисточками, огромные лапы и хвост. Остался лишь маленький мальчик Саша и его мама. «Ты больше не уедешь?» – спросил малыш у мамы.

«Нет, мой милый, – ласково отвечала она, вглядываясь в глаза сына цвета аквамарина. – Теперь мы будем всегда с тобой вместе».

Выпив на ночь кружку молока, мальчик заснул, и ему приснился огромный смеющийся Шуша, с которым они всю ночь играли в прятки, бегали наперегонки и, лёжа на спине под звёздным небосводом, загадывали желания.

Протоиерей Василий Мазур

Ещё не время

Жёлтые листья стучат в окна храма. Синее небо отражается на ликах святых, и огоньки в лампадках едва заметны из-за яркого солнечного света. Осень.

Устав от понесённых трудов, отец Пётр присел отдохнуть на своём любимом месте возле иконы Богородицы, подаренной храму монахами Почаевской Лавры.

К церковной лавке подходит женщина, чтобы подать записки на ближайшее Богослужение. Она берёт листочки бумаги, ручку и останавливается, задумчиво глядя на дежурную Пелагею, потом начинает говорить о том, что не знает, как поступить в сложившейся ситуации.

Пелагея, за многие годы служения в храме научившаяся слушать, не торопится давать советы, и женщина начинает свой рассказ.

У неё есть внук Иван, которому уже пошёл шестой год, а он так и не начал говорить. Они обращались ко многим врачам, но те не смогли установить причину и не знают, как помочь ребёнку. Ванечка слышит, всё понимает, умеет читать и писать, но не говорит. Пелагея посмотрела в сторону отца Петра и посоветовала женщине побеседовать с ним. Та подошла ближе, и батюшка, узнав её имя, спросил Анну, к каким врачам они обращались.

«Да у кого мы только не были, – вздохнув, ответила она. – Пришли как-то к психологу, и та, чтобы проверить его умственные способности, начала показывать кубики с картинками животных, имитируя звуки, которые они издают. А он берёт их и складывает слово – «коровка». Психолог развела руками, и мы ушли. Скажу Вам, – продолжила Анна, – Ванечка научился читать, писать и считать сам. Мама в четыре года подарила ему детский компьютер, и он с его помощью всему и научился. Теперь, когда мы его о чём-нибудь спрашиваем, он пишет ответ».

«А в храме Вы бываете, причащаете внука?» – поинтересовался батюшка. «Бываем, – ответила Анна, – да не часто. Знаете, люди на него смотрят с каким-то подозрением, а он это чувствует и жестами просит приводить в храм, когда в нём мало народу. А бывать в церкви Ванечка любит. Был у нас с ним такой случай. Пришли они с мамой на праздник Входа Господнего в Иерусалим святить вербу. Людей возле храма собралось много. Все стоят и ждут, когда выйдет священник и освятит ветви. А Ванечка стоять не хочет и всё маму за руку тянет. Она ему объясняет, что нужно ещё постоять, ведь вербу ещё не освящали, а он порывается идти. «Ну что ж, пойдём», – говорит ему мама. Он сразу повеселел и пошёл в храм. Мама – за ним. Ванечка подошёл к иконам, поцеловал их, а потом направился к свечному ящику и рукой указал на свечи. Купили они свечи, поставили, и Ванечка довольный вышел во двор».

«Да он вообще какой-то не такой, как мы, – продолжила свой рассказ Анна. – Сидит иногда тихо и не шелохнется. Мы его спрашиваем: «Ванечка, ты чего?» – а он нам пишет: «Ангелов слушаю», – «А какие они, ангелы?» – «Красивые, – отвечает, – и очень добрые». Но, правда, в последнее время не стал писать, что видит ангелов».