Далекие ветры - [5]
— Юрка! Знаешь, мы молодцы. Взяли и приехали. В далекую-далекую Сибирь. И вольны делать все, что нам захочется. Никого у меня нет. Я сама. Это, наверное, детское — я сама. Сама… Как думаю, как понимаю, как настаиваю. Это для меня главное. Других забот нет. Я — Диоген. Мне ничего не надо. Только делать то, что хочу. Я уехала от посторонних забот к своим желаниям. Хочу работать. А в избе у нас будет только стол, стулья, посуда.
— И кровать. — Юрка посмотрел на меня так, чтобы я поняла, почему именно кровать. Мне улыбка эта не понравилась. — А ужин-то варить будем?
— Я принесла с фермы молоко.
10 октября.
Утром Юрка выбежал на улицу в трусах и кедах — прыгал во дворе со скакалкой. Какая-то пожилая женщина увидела его, далеко остановилась и ждала, когда он закончит физзарядку. Застыдилась. Должно быть, подумала: «Мужик нагишом прядает».
Смешная целомудренность.
Потом Юрка убежал на конный двор запрягать свою лошадь в ходок. Я уже знаю, что это такое — ходок: плетеный коробок из прутьев, изогнутый этаким славянским ковшиком. Коробок на легкой телеге, а в нем восседает Юрка в кепке и кирзовых сапогах. Юрка вживается в кирзовые сапоги.
Прежде чем уехать, Юрка соскакивает, снимает вожжи с кола и долго возится у кроткой головы коня. Конь оживляется, задирает морду, а Юрка зачем-то засовывает ему в рот стальную, как две сцепленные авторучки, цепку. Металл глухо колгочит по костяшкам зубов.
Юрка уехал. Опять на целый день, а я… Нужно сходить за хлебом в кладовую. Нам выдают его готовый. Поспешу к семи. Не хочу, чтобы там было много народу. Когда бы я ни пришла, женщины уже ждут тетку Надежу с тележкой. Кладовая открыта. Вместо ступеньки в амбар — толстое бревно в мазуте. Мне всегда мешает мое узкое платье. Я поднимаюсь, а женщины рассматривают мои коленки. В кладовую они не заходят — ждут хлеб на солнце.
В кладовой полутемно, пахнет медом и гвоздями.
Для мужчин мой приход становится темой. С неловкой усмешечкой они зубоскалят:
— Вы, Екатерина Михайловна, здесь уже восьмой раз. Мы сосчитали. Как пройдете, так следы. Посмотрите — луночки. — Я увидела отпечатки каблуков на полу. — Вот на собрании поставим: ремонт кладовой за ваш счет. Пусть Юра раскошелится.
Тетка Надежа привезла хлеб. Булки большие. Кладовщица разрезает одну пополам, она сдавливается вся, и огромнейший нож нехотя пробивает корку. Булки поднялись на поду, и в местах разрыва они горячи и цепки. Я с трудом запихиваю половинку в сетку. Когда иду к выходу, действительно слышу, как хрустят волокна досок под моими шпильками. Мне становится смешно.
Мне легко со здешними людьми. Если бы я была у дел, а не только носила из кладовой хлеб в авоське! Но я уже знаю, что в нашей деревне учителя не нужны. А эти туфли надо давно бросить, никак не могу доносить. Куплю в раймаге босоножки. Но ужас, как на здешних дорогах ноги пылятся.
В нашей деревне учителя не нужны… Об этом я узнала вчера в районе.
Заврайоно — женщина беленькая и круглая, как торт. В теплой шерстяной кофте с отделкой — толстые жгуты спиралью по груди. Она придирчиво рассматривала меня и недоумевала:
— Странная вы… Что же, всю жизнь теперь за мужем? А ваш университет? У вас такие возможности, столько вариантов. Муж перейдет в райцентр в управление.
— Муж хочет быть агрономом, а я — жить с ним рядом и учить ребят.
— Вы же филолог. А в начальной… Такой оклад… Разве это безразлично?
— Неужели в современной деревне мне с университетским образованием не найдется места?
— Но… ведь…
— Я считала свой приезд в деревню вполне естественным. Мне двадцать два года. Только и начинать. И… Ведь газеты и журналы только о том и говорят, что не хватает интеллигенции в деревне.
— Не пойму… Что вы делать там будете? А у нас в райцентре в железнодорожной школе не хватает словесника, и в районной десятилетке ведет литературу учительница из педучилища. А в Речкуновке муж и жена учительствуют восемь лет, выпускают хорошие классы. Не можем же мы их раньше времени отправить на пенсию.
Я поднялась. Заврайоно участливо остановила меня:
— Екатерина Михайловна! Вы только не исчезайте совсем. Подождите. Мы вам что-нибудь предложим.
Горько. И все просто. Вот так, жизнь. Это твоя первая консультация. С университетским образованием — в начальную школу. Это же надо приветствовать! Особенно в Сибири. Приехала. Наивная же я. Дура.
12 ноября.
Я позорно трушу. На ночь жарко натопила печь — утром все в избе выстыло. Мороз лезет в дверь и нарастает снежным грибом на щелях. Я не закрыла трубу русской печки, и от нее, как из ледяной пещеры, холод осторожно и глубоко пробрал до костей.
Печь придется протапливать. Выпал снег, и березовый лес стал сырым, нахмуренным. Черными пятнами на нем сорочьи гнезда.
Принесла охапку дров, бросила на жестянку перед печкой. Эту печку я люблю. На плите у нее пять кругов. В центре крышечка, потом кружки побольше, побольше, побольше, и последним можно крутить «хула-хуп».
С полена зубами надрала бересты, растопила печку, В огне береста свернулась в тугие трубочки. Я не включила свет. Печка гудит — «прям выходит из себя», как здесь говорят. Но гудит ласково. Юрки нет, он в клубе. А мне можно подумать. Сейчас надену тулуп.
Далеко, в больших снегах, затерялась сибирская деревня. Почти одновременно приезжают туда молодая учительница Катя Холшевникова с мужем-агрономом и художник Андрей Уфимцев. Художник, воспитанный деревней, и городская женщина, впервые столкнувшаяся с ее традициями и бытом, по-разному и видят и оценивают людей. О жизни в сегодняшней деревне, о современной интеллигенции, ее поисках, раздумьях, о нравственной высоте чувств и рассказывает новая повесть В. Коньякова «Снегири горят на снегу». Повесть «Не прячьте скрипки в футлярах» знакомит читателя с судьбой подростка, чья юность совпала с тягчайшим испытанием нашей страны: шла Великая Отечественная война Здание сибирской школы, переоборудованное в завод, тяжелый труд, недоедание, дома — холод и эвакуированные… Но повесть написана так, что все обстоятельства в ней, как ни важны они, — это фон, на котором показана по-настоящему благородная натура русского человека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».