Далекие огни - [66]

Шрифт
Интервал

— Да ну? — изумился Володя. — По аппарату? Целую?

— Вот те крест! — перекрестился Алеша. — Она, брат, такая ласковая, лучше сестры, ей-богу! Так и кажется, слышу ее голосок. Все время о ней думаю. Так и тянет к аппарату… И сегодня говорит: «Приезжай в Подгорск, встретимся. Посмотрю, какой ты…» А я не поеду. Боюсь. Увидит, какой я красивый, и убежит.

Володя уже завидовал товарищу: все, о чем рассказывал он, было так интересно и ново. Вот если бы он мог так же разговаривать с Зиной!

— И скоро ты будешь телеграфистом? — спросил Володя.

— Скоро. Через два месяца поеду держать экзамен аж в самый Екатеринослав, в управление дороги. Форму надену и буду ездить по линии кандидатом — так молодых телеграфистов называют…

Это было уже слишком. Поездка в большой город, за полтысячи верст, экзамен, форма, разъезды по линии — разве все это можно сравнить с невылазным сиденьем в оторванном от мира Чайкино, с тасканием ведер и рубкой дров? Телеграфная служба, пожалуй, даже лучше, чем езда на паровозе…

— Ну, а ты как, химик? Дрезину все Друзилину гоняешь? — сочувственно спросил Алеша.

Рассказывать о своей работе Володе было нечего, но чем-нибудь похвастать все же хотелось. Он достал из-за пазухи рулетку.

— Вот…

— Что это? — стараясь быть равнодушным, осведомился Алеша.

— Рулетка… Буду делать промеры мостовых быков…

Алеша не обнаружил никакого удивления перед столь высокой задачей, возложенной на Володю.

— Измерять мосты? Знаю — видал… По колено в грязи лазать будешь?.. Скучное дело.

Алеша пренебрежительно сплюнул, с сожалением посмотрел на товарища.

Володя обиженно надул губы.

— Этим делом техники занимаются, а Друзилин мне поручил. Промеры быков… Тут, брат, геометрия…

— Геометрия?.. Ха! — хмыкнул Алеша. — Ты опять начинаешь о своей гимназии… Химика, алгебра, физия, — передразнил он. — Никакой тут геометрий не надо. Давай, я тебе десять мостов измерю безо всякой геометрии. Плевое дело.

Хвастовство Алеши всегда выводило Володю из себя.

— Нет, не измеришь! — загорячился он.

— Нет, измерю!

— Не измеришь!

Друзья остановились на краю платформы, громко заспорили.

В пылу препирательств не заметили, как к ним подошел жандарм, усатый и толстый, в длинной, до пят, шинели. Широко расставив ноги и заложив за спину руки, он некоторое время внимательно разглядывал спорщиков, потом грозно прикрикнул:

— Вы чего тут разорались? Марш отсюдова! Нет, постой… Что это у тебя? — вдруг спросил он, заметив в руках Володи рулетку. — Дай-ка сюды…

Володя хотел было сунуть рулетку за пазуху, но не успел: жандарм крепко держал его за руку.

— Ты где это взял? Украл?

Дело принимало серьезный оборот.

— Не украл… Это — моя… Мне мастер дал, — торопился объяснить Володя. — Я буду делать промеры…

— Какие промеры? Какой мастер?

Жандарм вырвал рулетку из рук Володи. Володя вцепился ему в рукав. Предвидя беду и чуть не плача, он стал объяснять, как получил рулетку от Друзилина, просил справиться в Чайкино. Алеша защищал его, как умел, и даже грозил кому-то пожаловаться, но жандарм был неумолим.

— Там разберемся, какой ты табельщик, — усмехаясь, твердил он. — Какую вещь своровали, подлецы, а? Вот я вас заарестую…

Он сунул рулетку в карман шинели, спокойно пригрозил:

— Ну! Пошли, а то я вас…

Володя оглянулся: Алеша исчез. Жандарм неторопливо шел по платформе.

Володя следовал за ним, кусая губы. Он ненавидел этого спокойного осанистого человека, имеющего такую власть над людьми, ненавидел его шинель, начищенные ваксой сапоги, шашку, голубую фуражку, ненавидел всех жандармов в мире…

И вдруг жандарм остановился. На круглом лице его проступила скучающая улыбка. Да, в бесцветных глазах жандарма была скука, сонная, тупая, тяжелая, похожая на смертельную усталость. Казалось, жандарму опротивело все на свете: и эта хмурая линейная станция с осенними сумерками, и мольбы Володи, и необходимость торчать на платформе в ожидании случая позабавиться над кем-нибудь.

— Ты в самом деле табельщик? — спросил он и зевнул.

— Ей-богу, господин жандарм… Седьмого околотка… — ответил Володя, сразу приободрившись. — Можете спросить в Чайкино.

— В Чайкино?.. Гм… А не врешь?

Жандарм лениво разглядывал Володю. Очевидно, на лице юноши он не замечал ничего подозрительного. Володя бесхитростно смотрел на него.

— Ну, ладно. А как же он доверил тебе, мастер-то, такую дорогую штуковину? И зачем ты ее при себе таскаешь? А ежели, допустим, потеряешь, тогда что? Или, скажем к примеру, ежели я не отдам ее тебе… А?

— Отдайте, дяденька, — угрюмо попросил Володя.

— Ишь ты… Отдай… Я мастеру отдам… — жандарм усмехнулся. Володя продолжал упрашивать. Жандарм о чем-то думал.

— Ну, ладно… Двадцать копеек у тебя есть?

— Есть, господин жандарм, — обрадованно забормотал Володя.

— Давай, что-ли… — лениво попросил жандарм.

Володя сунул ему две десятикопеечные марки. Если бы жандарм попросил у него все деньги, Володя отдал бы их без размышления.

— Держи, — проговорил жандарм, — да не носись ты с ней, как с писаной торбой. Ступай… — И, протянув рулетку, отвернулся.

Володя бегом кинулся домой.

Что еще ожидало его дома и завтра в Подгорске?.. Мелкие и глупые огорчения вроде только что случившегося или большая радость?


Еще от автора Георгий Филиппович Шолохов-Синявский
Змей-Горыныч

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Беспокойный возраст

Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.


Суровая путина

Роман «Суровая путина» рассказывает о дореволюционном быте рыбаков Нижнего Дона, об их участии в революции.


Казачья бурса

Повесть Георгия Шолохова-Синявского «Казачья бурса» представляет собой вторую часть автобиографической трилогии.


Волгины

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Горький мед

В повести Г. Ф. Шолохов-Синявский описывает те дни, когда на Дону вспыхнули зарницы революции. Февраль 1917 г. Задавленные нуждой, бесправные батраки, обнищавшие казаки имеете с рабочим классом поднимаются на борьбу за правду, за новую светлую жизнь. Автор показывает нарастание революционного порыва среди рабочих, железнодорожников, всю сложность борьбы в хуторах и станицах, расслоение казачества, сословную рознь.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.