Далекие огни - [56]

На платформе уже собирались артели рабочих в ожидании приезда плательщика. Полустанок ожил. Люди в мокрых полушубках и плащах подкатывали вагончики для получения материалов. Вместе с вагоном плательщика ожидался и вагон-кладовая, развозивший по линии путевые инструменты, костыли, гайки, рельсовые подкладки.

Володя сбегал в контору, сообщил Друзилину о выходе поезда. Длинный товарный состав остановился у разъезда, скрежеща сцеплениями. У классного вагона — двухосной древней коробки — уже собралась гудящая толпа. Артельные старосты наводили порядок, пропуская рабочих в вагон по очередь. В тамбуре стоял толстый черноусый жандарм. Это был Заломайко. Володя сразу узнал его. Сиплым, отсырелым басом жандарм покрикивал на рабочих. К Володе подошел Друзилин.

— Мы тебя, Владимир, сейчас первым пропустим.

Володю охватило волнение.

Друзилин подтолкнул его к ступенькам вагона, прося рабочих посторониться. Красавец-плотник Ефрем Стрюков оттеснил товарищей, уступая Володе очередь, сказал, улыбаясь из-под капюшона брезентового плаща;

— Проходи, малец. Пропустите парня за первой получкой.

— Ежели первая — пропустим. Табельщику уважим, только рабочие дни не забудь приписывать нашему брату, — шутили рабочие.

Володя ухватился за холодные и мокрые поручни вагона, вошел в тамбур.

— Тебе что тут надо, малец? — сердито окликнул Заломайко.

— Это мой, мой табельщик, — ответил Друзилин, подталкивая Володю.

— А-а… — протянул жандарм, узнав Володю. — Да неужели Дементьев? Старый приятель! Шо, все читаешь крамольные книжки?

— Читаю, — невпопад ответил Володя, стараясь протиснуться между животом жандарма и стенкой тамбура в вагон.

— Ох ты, идолов хлопец! Вы чуете, оно еще читает крамольные книжки! Хиба вы не знаете, шо оця шкода уже сидела у нас, в кольдегардии?

Друзилин пробормотал что-то невнятное. Володя помертвел. Он не знал, что мастеру давно было известно о его приключении в Подгорске.

— Ничего, ничего… Гм… Гм… Он способный хлопец, — сказал Друзилин. — Кормилец семьи, так сказать.

— Шо кормилец — це добре. Ну иди, иди. Помогай отцу, — напутствовал жандарм.

Володя вошел в вагон и снова наткнулся на стражника. Другой стражник, с подвешенным у пояса револьвером, стоял у стола плательщика. Тут же толпилось несколько рабочих.

Наконец подошла очередь Володи.

Плательщик, плюя на пальцы, равнодушно отсчитывал деньги. Это был грузный, плечистый, уже пожилой человек, в просторной холщовой рубахе, стянутой вокруг толстого живота узким ремешком, и в широкополом засаленном сюртуке. Распахнувшаяся во всю грудь рыжеватая с проседью борода и мужицкое длинное лицо делали его похожим на старообрядца из заволжских древних скитов. Фамилия его вполне соответствовала почтенной должности — Копейкин.

Ткнув толстым пальцем в ведомость, он буркнул:

— Расписывайся!

Володя дрогнувшей рукой с трудом написал свою фамилию.

— Первый раз получает, — подсказал стоявший позади Друзилин.

— Первый? Значит, пропить надо, — как из бочки, прогудел Копейкин и сунул Володе новенькие кредитки. — Держи на здоровье!

Зажимая в потной ладони деньги, Володя вышел из вагона.

III

Шлепая сапогами по лужам, не разбирая дороги, Володя шагал вдоль товарного поезда с горделивым сознанием полной своей самостоятельности. В кармане лежал первый заработок — тринадцать рублей пятьдесят копеек. Это было целое богатство, сразу возвысившее его в собственных глазах.

Надоедливый дождь все еще уныло кропил раскисшую землю.

Володя побежал подпрыгивая и весело насвистывая. Книга телеграмм выскользнула из-за пазухи, полетела в лужу. Он подхватил ее, растрепанную и размокшую: что скажет Друзилин?

Стоя рядом с паровозом, он старательно вытирал полой пальто растрепанные, выпачканные грязью листы. И вдруг веселый голос окликнул его откуда-то сверху. Володя поднял голову и замер от удивления. Высунувшись из окна паровозной будки, смотрел на него, улыбаясь, чубатый, кареглазый парень в засаленной куртке, в сдвинутой набекрень кожаной кепке. Закоптелое лицо его лоснилось.

— Софрик! — радостно вскрикнул Володя.

— Ах ты, шкет, узнал! — показывая сверкающие белизной зубы, засмеялся Софрик. — Ты что тут бегаешь? Как живешь?

Запрокинув голову, Володя жадно смотрел на нечаянного дружка по Подгорской кордегардии.

— Я уже нынче первое жалованье получил, — сказал он.

— Да ну? Ха! Здорово. А про жандармскую казематку не забыл?

Софрик лукаво подмигнул.

— А как же вы? — спросил Володя. — Выпустили, значит, вас?

— Выпустили… Выкрутился… И даже опять на паровозе катаюсь… Только из помощника машиниста в кочегары повысили. Ну, да на это наплевать! — И Софрик сплюнул сквозь зубы.

— А машинист Воронов где?

Лицо кочегара стало задумчиво-строгим. Он почему-то посмотрел назад, в далекий конец поезда, ответил не сразу.

— Дядя Федя? Он теперь далеко… Тебе зачем знать, малец? Не батька он тебе и не родич…

Софрик обернулся, сказал что-то сивоусому пожилому машинисту.

— Открывай сифон, — послышался из будки голос машиниста. В трубе паровоза засипело, из нее повалил густой черный дым. Звякнула крышка топки, мелькнуло освещенное желто-розовым пламенем лицо Софрика.

Володя продолжал стоять у паровоза, томясь непонятным ожиданием. Чубатая голова кочегара вновь высунулась из окна.