Далекая звезда - [25]

Шрифт
Интервал

Муньос Кано больше никогда не видел Видера. Но последнее впечатление навеки осталось в его памяти: огромная неубранная гостиная, бутылки, тарелки, полные пепельницы, бледные усталые люди – и Карлос Видер на фоне окна, свежий и подтянутый, со стаканом виски в ни разу не дрогнувшей руке, вглядывается в ночной пейзаж.

7

После той ночи до меня доходили только отрывочные и противоречивые сведения о Карлосе Видере, его подернутая дымкой фигура то появляется, то исчезает на страницах устной антологии чилийской поэзии. Много болтают о том, как он был уволен из Военно-воздушных сил решением тайного ночного суда, на котором он присутствовал, одетый в парадную форму, хотя его фанаты предпочли бы видеть своего кумира в черной казацкой шинели, с моноклем и длинным мундштуком слоновой кости в зубах. Самые лихие и нелепые головы из числа его ровесников видят его скитающимся по Сантьяго, Вальпараисо и Консепсьону, пробавляющимся самой разной работой и участвующим в странных артистических предприятиях. Он изменил имя. Сотрудничает то с одним, то с другим литературным журналом-однодневкой и представляет в них свои проекты (так называемые happenings), которые никогда не реализует или, что еще хуже, реализует тайно. В одном театральном журнале опубликовали одноактную пьеску, подписанную неким никому не известным Октавио Пачеко. Пьеса крайне своеобразная: действие развивается в мире сиамских близнецов, где садизм и мазохизм – просто детские игрушки. В их мире наказуема только смерть, и вокруг нее – жонглируя понятиями типа небытие, ничто, жизнь после жизни – вертятся рассуждения братьев-близнецов на протяжении всей пьесы. В течение какого-то времени (или цикла, как именует это автор) каждый из близнецов развлекается тем, что мучает своего сиамского братца. Затем наступает новый цикл, и мучитель занимает место мученика и наоборот. Но чтобы цикл сменился, нужно дойти до предела мучений, «коснуться дна». Нетрудно предположить, что, описывая жестокие экзекуции, автор пьесы не утаил от читателя ни одной подробности. Действие разыгрывается в доме у братьев и на автомобильной стоянке супермаркета, где они сталкиваются с другой парой сиамцев, с удовольствием демонстрирующих разнообразнейшие шрамы и раны. Вопреки ожиданиям пьеса не заканчивается смертью одного из братьев; напротив – начинается новый цикл страданий и боли. Возможно, ее мораль слишком проста: только боль привязывает нас к жизни, только боль способна заставить жизнь проявиться особенно ярко. В одном университетском журнале появляется поэма под названием «Рот – ноль», грубое креольское подражание Хлебникову, проиллюстрированное тремя рисунками автора, изображающими «момент рот – ноль» (широко открытый рот имитирует ноль или букву о). Поэма подписана Октавио Пачеко, но Бибьяно О'Райян случайно обнаружил в архиве Национальной библиотеки целый авторский раздел, в котором мирно соседствуют воздушная поэзия Видера, пьеса Пачеко и прочие опусы, подписанные тремя или четырьмя разными именами, напечатанные в малоизвестных, а порой и попросту маргинальных журнальчиках, то дешевых, то роскошных, изданных на отличной бумаге, со множеством фотографий (в одном из журналов представлена почти вся воздушная поэтическая эпопея Видера с хронологическим описанием каждого представления) и приличным дизайном. Журналы издавались в разных странах: Аргентине, Уругвае, Бразилии, Мексике, Колумбии, Чили. Их названия отражают скорее стратегию, нежели волю издателей: «Hibernia», «Германия», «Буря», «Аргентинский Четвертый рейх», «Железный крест», «Хватит гипербол!» (издано в Буэнос-Айресе), «Дифтонги и слияния», «Odin», «Des Sängers Fluch» (восемьдесят процентов всех публикаций на немецком, и в четвертом номере за второй квартал 1975 года опубликовано интервью «на тему политики и культуры» с неким К.В., чилийским писателем-фантастом, знакомящим читателей с фабулой своего первого готовящегося к печати романа), «Избранные атаки», «Братство», «Поэзия пасторальная и Поэзия городская» (колумбийский журнал, единственный хоть сколько-нибудь занимательный: необузданный, дикий, все разрушающий; поэзия молодых мотоциклистов среднего класса, забавляющихся играми с символикой СС, наркотиками, преступлениями, размерностью и сюжетами поэзии «бит»), «Марсианские пляжи», «Белая армия», «Дон Перико»… Удивление Бибьяно было безграничным: среди прочих он обнаружил по меньшей мере семь чилийских журналов, возникших в 1973–1980 годах, о существовании которых он, считавший себя абсолютно информированным обо всем, что происходило в мире чилийской литературы, даже не подозревал. В одном из этих журналов со странным названием «Подсолнухи из мяса», № 1, апрель 1979-го, Видер под псевдонимом Масанобу (имеется в виду отнюдь не воин-самурай, как можно было бы предположить, а японский художник Окумура Масанобу, 1686–1764) рассуждает о юморе, о чувстве смешного, о свойственных и не свойственных литературе жестоких шутках, о гротеске частном и общественном, о том, что может быть подвергнуто осмеянию, о бесполезности невоздержанности и заключает, что никто, абсолютно никто не имеет права судить эту малую литературу, порожденную шуткой или розыгрышем, развивающуюся в форме розыгрыша и умирающую с шутками и смехом. «Все писатели грешат гротеском, – пишет Видер. – Все писатели – Отверженные, даже те, кто родился в благополучных, достойных семьях, даже те, кто стал лауреатом Нобелевской премии». Кроме этого, Бибьяно обнаружил тоненькую книжонку в коричневой обложке, напечатанную на восьмушке листа, озаглавленную «Интервью с Хуаном Соэром». На книжке стоит печать издательства «Аргентинский Четвертый рейх», юридический адрес и год выпуска отсутствуют. Нетрудно понять, что Хуан Соэр, в ходе интервью отвечающий на вопросы, касающиеся фотографии и поэзии, – это Карлос Видер. В ответах – длинных, пространных монологах – излагается его теория искусства. По мнению Бибьяно, интервью производит удручающее впечатление: похоже, что Видер переживает трудные дни и тоскует по нормальной жизни, какой он никогда и не жил, мечтает о статусе чилийского поэта, «защищенного государством, защищающим таким образом свою культуру». Все это так же тошнотворно, как и верить тем, кто якобы видел Видера торгующим носками и галстуками в Вальпараисо.


Еще от автора Роберто Боланьо
Фотографии

Чилийский поэт и прозаик Роберто Боланьо (1953–2003) прожил всего пятьдесят лет и, хотя начал печататься в сорок, успел опубликовать больше десятка книг и стать лауреатом множества наград, в числе которых очень почетные: испанская «Эрральде» и венесуэльская – имени Ромула Гальегоса, прозванная «латиноамериканским Нобелем». Большая слава пришла к Боланьо после выхода в свет «Диких детективов» (1998), a изданный после его смерти роман «2666» получил премию Саламбо в номинации «Лучший роман на испанском языке», был признан Книгой года в Португалии, а газета The New York Times включила его в десятку главных книг 2008 года.


Возвращение

Рассказы, вошедшие в сборник «Шлюхи-убийцы» (2001), Боланьо написал, как и большую часть своей прозы, в эмиграции, уехав из Чили после переворота 1973 года сначала в Мексику, а затем в Испанию. Действие происходит в разных городах и странах, где побывал писатель-изгнанник. Сюжеты самые неожиданные – от ностальгических переживаний киллера до африканской магии в футболе или подлинных эпизодов из жизни автора, чей неповторимый мастерский почерк принес ему мировую известность.


Набросок к портрету Лало Куры

Чилийский поэт и прозаик Роберто Боланьо (1953–2003) прожил всего пятьдесят лет и, хотя начал печататься в сорок, успел опубликовать больше десятка книг и стать лауреатом множества наград, в числе которых очень почетные: испанская «Эрральде» и венесуэльская – имени Ромула Гальегоса, прозванная «латиноамериканским Нобелем». Большая слава пришла к Боланьо после выхода в свет «Диких детективов» (1998), a изданный после его смерти роман «2666» получил премию Саламбо в номинации «Лучший роман на испанском языке», был признан Книгой года в Португалии, а газета The New York Times включила его в десятку главных книг 2008 года.


Бродяга во Франции и Бельгии

Чилийский поэт и прозаик Роберто Боланьо (1953–2003) прожил всего пятьдесят лет и, хотя начал печататься в сорок, успел опубликовать больше десятка книг и стать лауреатом множества наград, в числе которых очень почетные: испанская «Эрральде» и венесуэльская – имени Ромула Гальегоса, прозванная «латиноамериканским Нобелем». Большая слава пришла к Боланьо после выхода в свет «Диких детективов» (1998), a изданный после его смерти роман «2666» получил премию Саламбо в номинации «Лучший роман на испанском языке», был признан Книгой года в Португалии, а газета The New York Times включила его в десятку главных книг 2008 года.


Третий рейх

Чилийского поэта и прозаика Роберто Боланьо (1953–2003) называют одним из первых классиков мировой литературы XXI века. Он прожил всего пятьдесят лет и, хотя начал печататься в сорок, успел опубликовать больше десятка книг и стать лауреатом многих престижных наград, в числе которых очень почетные — премия Ромула Гальегоса, а также испанская «Эрральде». Большая слава пришла к Боланьо после выхода в свет романа «Дикие детективы» (1998). Уже после смерти автора был издан роман «2666» — он получил в 2004-м премию Саламбо как «лучший роман на испанском языке», был признан Книгой года в Португалии, а газета The New York Times включила его в список 10 главных книг 2008 года.Роман «Третий рейх» — одна из тех книг Боланьо, что увидели свет после смерти автора, хотя относится он к числу ранних его произведений.


Гомес-Паласио

Чилийский поэт и прозаик Роберто Боланьо (1953–2003) прожил всего пятьдесят лет и, хотя начал печататься в сорок, успел опубликовать больше десятка книг и стать лауреатом множества наград, в числе которых очень почетные: испанская «Эрральде» и венесуэльская – имени Ромула Гальегоса, прозванная «латиноамериканским Нобелем». Большая слава пришла к Боланьо после выхода в свет «Диких детективов» (1998), a изданный после его смерти роман «2666» получил премию Саламбо в номинации «Лучший роман на испанском языке», был признан Книгой года в Португалии, а газета The New York Times включила его в десятку главных книг 2008 года.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.