Далёкая и близкая - [34]

— Все пройдет, дурочка. Ну, потерпи немножко.

Он приложил к ее бледному лицу смоченное холодной водой полотенце, словно угадав, что она только об этом и мечтает.

— Я не… — начала было Флора, но тут ее снова вырвало.

Лайм, словно ребенка, умыл ее и поцеловал в висок. Можно было подумать, что ему не раз приходилось ухаживать за беременными женщинами. Он на руках отнес ее в спальню, уложил в кровать и поставил рядом тазик.

— Уйди! — не выдержала Флора.

— Нет.

Он приложил холодный влажный тампон к ее вискам, и ей стало немного лучше. Вдруг она глубоко вздохнула.

— Что? — тут же встревожился Лайм.

— Все хорошо, — успокоила его Флора. — Где ты научился всему этому?

— Когда в школе у меня болела голова, то холод всегда помогал.

— А ты часто болел? — с любопытством спросила она и вдруг покраснела, осознав, что ее голова покоится на его руке.

Трудно представить, что такому человеку, как Лайм, могло быть плохо. Она привыкла, что ее сильный и уверенный в себе муж не мог испытывать слабости, присущие обычным людям.

Он одним ловким движением сменил примочку на более холодную.

— Впервые у меня стала болеть голова, когда я приехал в школу. Доктор сказал, что это из-за перемены обстановки. Я болел все время, пока учился.

— Ты был несчастлив?

— Очень, — Лайм усмехнулся, вспомнив свое детство. — Мне ужасно не нравилась школа, и я очень тосковал после смерти мамы.

— Ты никогда мне о ней не рассказывал, — с упреком произнесла она.

Их взгляды встретились, и на мгновение Флоре показалось, что она видит маленького мальчика, которым когда-то давно был ее муж. Но он тут же снова стал самим собой.

— Она долго и тяжело болела, и мы с отцом понимали, что потеряем ее, но когда это случилось, нам было очень тяжело. Думать о том, что мама умерла, что мы больше никогда не увидимся, оказалось выше моих сил, и я постарался заставить себя забыть о ней. После ее смерти отец сразу сильно сдал.

Флора подавила очередной приступ тошноты. Не хватало еще, чтобы ее вырвало в такой момент!

— Уйди, Лайм! — простонала она. — Пожалуйста!

— Почему?

— Неужели тебе не ясно?!

Он покачал головой.

— Нет.

— Ну что тебе за радость сидеть рядом, когда меня тошнит!

— А что тут такого? Я вообще удивляюсь, как это у тебя получается, ведь ты ничего не ешь.

— Меня постоянно мутит.

— Потерпи, родная. Это же должно когда-нибудь закончиться? Многие женщины страдают токсикозом во время беременности. Кстати, я слышал, что это верный признак того, что родится мальчик.

Флора сердито взглянула на него.

— А я хочу девочку.

— Ты говоришь это назло мне. Хочешь рассердить меня, чтобы я ушел? — Лайм ласково вытер полотенцем пот с ее лба. — Так лучше?

Флора кивнула.

— Да.

— Ну-ка, сядь. — Он осторожно взял ее за плечи, приподнял и положил под спину подушку.

Флора застонала, злясь на свою беспомощность.

— Что такое?

Она покачала головой:

— Ты будешь смеяться.

— Тем более скажи. В последнее время у меня не было поводов веселиться.

— Я подумала, что такая реакция организма — расплата за гормональные таблетки, которые я принимала.

Лайм действительно засмеялся и заботливо укрыл ее одеялом.

— Вряд ли. Ведь противозачаточные средства придумали гораздо позже, чем женщины начали испытывать тошноту при беременности. Так тебе удобно?

— Да.

— Очень хорошо. — Он подал ей чашку крепкого сладкого чая и внимательно проследил, чтобы она выпила все до конца.

И вдруг, подняв глаза, Флора вздрогнула. Лицо мужа было полно решимости.

— Еще раз прошу: пожалуйста, без фокусов. Ты будешь жить здесь. По крайней мере, до рождения ребенка.

И снова эти проклятые слова! Он дает понять, что уже не любит ее, подумала Флора. И она явственно представила себе, как, забрав малыша, уезжает из этой квартиры.

Забрав? А вдруг Лайм захочет оставить ребенка себе, а ей просто укажет на дверь? При этой мысли Флора похолодела.

— Нет, я не хочу, — собравшись с силами, возразила она. — Зачем мне оставаться?

— Это очевидно. Я хочу и буду о тебе заботиться…

— Не обо мне, а о своем наследнике.

— И о нем тоже. — Лайм серьезно посмотрел ей прямо в глаза. — Я понимаю, что ты хочешь меня обидеть, но у тебя ничего не выйдет. Ты и ребенок сейчас одно целое. А вдруг тебя толкнут в метро или автобусе? Или ты упадешь в обморок? Ну, нет, дорогая моя, тебе нельзя жить одной. В конце концов, должен же быть рядом кто-нибудь, кто принести чашку чаю, когда тебе снова будет плохо.

— И долго это будет продолжаться? — Губы Флоры предательски дрогнули. Если бы не эта чертова слабость! Она из последних сил пыталась сдержать слезы, готовые вот-вот хлынуть из глаз. — Да, а когда родится ребенок, тебе сразу надоест растолстевшая и подурневшая жена!

Лайм покачал головой.

— С чего это ты решила, что станешь толстой? Соблюдай диету, следи за собой, и все будет в порядке. — Она вздохнула и натянула одеяло до подбородка. Лайм улыбнулся. — Ты мне такой даже больше нравишься…

— Какой «такой»? — испугалась Флора.

— Ты теперь не самостоятельная и неприступная, а…

— Беспомощная?

— Нет, я хотел сказать «трогательная», — ласково поправил он ее.

— Не понимаю, как приступ тошноты можно назвать «трогательным», — проворчала Флора, но не смогла сдержать улыбку.