Даль - [137]
Вместе с тем В. И. Ленин предлагал создать словарь современного («настоящего») русского языка — «словарь слов, употребляемых теперь и классиками, от Пушкина до Горького»[116]. Ленин писал о труде Даля: «Великолепная вещь, но ведь это областнический словарь и устарел»[117]. В этой оценке содержится и признание «исторических заслуг» Далева труда, и «современные требования».
Даль недаром повторял свое «передний заднему мост» — движению вперед нет конца, новые поколения продолжают дела минувших: «Найдутся люди, которые родятся и образуются под влиянием и при спопутности других и более счастливых обстоятельств, нежели мы, и попытки их будут удачнее». Даль старался для «более даровитых и ученых тружеников, которым уже легче будет дополнять, чего недостает, найдя одну часть дела готовою».
Новым Далям не приходится начинать в чистом поле. Четыре тома «Толкового словаря» — большая высота. Новым Далям по проложенным уже мостам легче идти к вершине, но и они никогда ее не достигнут. Потому что, пока есть жизнь, — нет конца словам. И делу, начатому Далем, нет конца…[118]
НЕ ПОВОРОТИШЬ!.
Рассказывает Даль (о себе, как он любил, — в третьем лице):
«…Составитель обязан объявить, по какому случаю словарь его, вовсе неожиданно, поступил в печать.
По прибытии его в Москву, зимою на 1860-й год, Общество Любителей Русской Словесности, почтившее его уже до сего званием члена своего, пожелало узнать ближе, в каком виде обрабатывается словарь и что именно уже сделано. Отчет в этом отдал он запискою, читанною в заседании Общества 25-го февраля…
Горячо и настойчиво отозвалось на это все Общество, под председательством покойного А. С. Хомякова, и тотчас же предложено было, не откладывая дела, найти средства для издания словаря.
Дело составителя было при сем заявить о всех затруднениях и неудобствах, какие он мог предвидеть, давно уже сам обсуждая это дело. Словарь доведен только до половины, и едва ли прежде десяти или восьми лет может быть окончен; собирателю под 60 лет; издание станет дорого, а между тем, вероятно, не окупится; кому нужен неоконченный словарь?
Но нашлось несколько сильных и горячих голосов — и первым из них был голос М. П. Погодина, — устранивших все возражения эти тем, что если видеть всюду одни помехи и препоны, то ничего сделать нельзя; их найдется еще много впереди, несмотря ни на какую предусмотрительность нашу; а печатать словарь надо, не дожидаясь конца его и притом не упуская времени. Самая печать неминуемо должна продлиться несколько лет, а потому будет еще время подумать об остальном, лишь бы дело пущено было в ход.
Тогда поднялся еще один голос, А. И. Кошелева, с другим вопросом: чего станет издание готовой половины словаря? И по ответу, что без трех тысяч нельзя приступить к изданию, даже рассчитывая на некоторую помощь от выручки, деньги эти были, так сказать, положены на стол».
Александр Иванович Кошелев, публицист и общественный деятель, славянофил, издатель «Русской беседы», был человек деятельный (это слово хорошо заменить Далевым тождесловом — поступающий), Кошелев был поступающий человек: все судили-рядили, а он положил на стол три тысячи. С этих трех тысяч началось издание Далева словаря — вот эта первая литера, строчка первая: «А, первая буква русской азбуки, аз».
Ни один издатель не поверил, что выпуск в свет «Толкового словаря» окупится, ни одно российское учреждение не нашло средств на его издание — словарь, подобного которому нигде и никогда в мире не было, получил право на жизнь благодаря милости богатого покровителя.
Словарь поначалу издавался выпусками (а Даль держал корректуру и продолжал «обрабатывать» новые буквы). К шестому выпуску деньги, пожертвованные Кошелевым, стали иссякать; Даль писал Погодину: на обертке седьмого выпуска придется сообщить, что дальнейшее печатание словаря будет зависеть от сбыта его[119].
В начале шестидесятых годов министром народного просвещения стал Головнин, давний знакомый Даля по службе при Льве Перовском; министр помог старому сослуживцу — доложил о Далевом словаре царю. Государь император «соизволил пожаловать на продолжение словаря 2500 рублей» (на пятьсот меньше, чем Кошелев!), зато «Его Величество соизволил, чтобы начиная с 9-го выпуска объявлено было, что печатание их предпринято на Высочайше дарованные средства», — пожелал прилепить к словарю свое имя, счел за честь! А ретивый Далев друг и первый жизнеописатель Мельников-Печерский не знает, как расшаркаться перед «державным покровителем наук»: «…Если мы имеем теперь «Словарь…», то этим мы всецело обязаны народолюбивому и народом любимому царю нашему», — всецело!..
Раскланявшись перед «державным покровителем наук», Мельников-Печерский сетует, что Даль мало в своей отчизне прославлен: «Как бы загремело имя Даля, если б это был словарь немецкий, французский, английский!» Будто не слыхал никогда, что в своей земле никто пророком не бывает (так Даль говорил), будто и не ведал, что в английской, французской, немецкой землях достойнейшие люди умирали в бесславии и забытьи!..
«Я не знал человека скромнее и нечестолюбивее Даля, но и его удивило такое равнодушие», — но Даля не то удивило, что имя его не «загремело» (еще неизвестно, жаждал ли он «греметь»!), — Далю хотелось видеть подробные разборы своего труда, хотелось понять, «что такое вышло». Разборов подробных и впрямь появилось немного — «надобно отодвинуться» во времени, чтобы «обнять вдруг умом». О «Толковом словаре» Даля хорошо и обстоятельно писали, однако, известные ученые Срезневский, Грот, Саввантов, Котляревский; за границей о нем тоже писали.
