Пою вам, лагини,
Трусливым воронам —
Даю вам свободу!
Летите, но знайте:
Я к небу взываю,
Смельчак вас разыщет,
А старцы желать лишь
Беспомощно могут,
Не встретить вас боле!
Вас утро разбудит
И стадом послушным,
Подобно захваченным в битве врагами,
На вечную скорбь поведет вас, убийцы!
Безрадостна жатва,
Коль сев бесполезен:
Щетинится пашня
Кустами сухими
Колючего, знойного чертополоха.
Не слышно мычания сытой скотины,
Нет тучных телят на равнинах бескрайних.
А залы? Безмолвны —
Ни смеха, ни песен…
Как быстро вы стали бессильны лагини…
И с тех пор целый год ученый поэт каждый день взбирался на могилу сына, чтобы осмеять страну, ее короля и ее народ. И за весь год там не выросло ни зернышка, ни травинки. На бесплодных полях и в засохших лесах голодали стада, а люди — в домах, где было шаром покати. Когда, наконец, Лейдхенн Мак-Бархедо счел, что его месть свершилась, когда начались голод и болезни. Пятерым вождям из Эриу долго пришлось восстанавливать свои силы. А по берегам тем временем бесчинствовали пираты, налетчики и мятежники в глубине страны.
Такой была история, и будто над огнем прошлых обид душа Эохайда закалилась ножом против Ниалла.
I
В пору глубокой зимы людям приходится вставать за несколько часов до рассвета, чтобы успеть справиться с делами. Для большинства было еще слишком рано, когда Мальти, служанка королевы Фенналис, вошла в комнату, где спала Дахут, и нежно к ней прикоснулась.
— Принцесса, по-моему, уже пора. Просыпайтесь. Девочка села. Лампа в руках у женщины бросала блики на растрепанные волосы, белую шелковую рубашку, раздваивающиеся на возвышении груди. Дахут нахмурилась. Она почти огрызнулась:
— Ты осмелилась! Ты пробудила меня ото сна, от священного сна.
— Прошу прощения, моя госпожа, но вы сами велели мне вчера вечером — вы должны быть сегодня в храме…
Дахут немного успокоилась.
— Все равно это ужасно, когда тебя будят именно тогда, когда… Как моя ванна, готова?
— Разумеется, принцесса, а я приготовлю ваше одеяние. Можно пожелать вам доброго утра?
Уныние скользнуло по выгнутой брови, по мягким губам. Взамен пришли серьезность и сосредоточенность.
— Лучше бы я не уходила без завтрака! — Дахут выплыла из постели. — Слава богам! — Перед образом Белисамы она произнесла молитву. В завершение девушка прошептала: — Ведь ты придешь ко мне снова, да ведь?
Мальти засветила ей свечу. В коридоре было не так темно, как она ожидала. Соседняя дверь была открыта, и впереди разливалось желтое сияние.
Дахут заглянула туда. Фенналис лежала в постели, опираясь на гнездо подушек, но уже проснулась, поверх шерстяных одеял лежали сшитые из папируса простыни.
— Ну, здравствуй, мама, — сказала Дахут с улыбкой. Старой королеве нравилось такое обращение. — Какая же вы непослушная. Вы должны еще спать и спать несколько часов, восстанавливать силы.
Фенналис вздохнула.
— Мне не спалось. В результате позвала Мальти, чтобы она все устроила. — Она нагнула белую голову на подушках, на столе стоял канделябр с бронзовыми ответвлениями, под рукой книга. — У меня есть чем занять время. К тому же это помогает мне отвлечься от… Впрочем, неважно.
Дахут вошла.
— Боль? — спросила она, в ее голосе звучало беспокойство.
Фенналис пожала плечами.
— Давай не будем говорить о восстановлении моих сил. Их не осталось.
Дахут поставила свечу и внимательно посмотрела на верховную жрицу. В последнее время ее приземистое тело быстро теряло свою полноту. На курносом носу и ослабевших руках обвисла кожа. Она стала желтовато-коричневой. И тем не менее ее живот образовывал выпуклость над одеялами.
— О, мамочка, дорогая…
— Нет, не надо хныкать. Пришло мне время уйти, и я к этому готова. Вроде путешествия к потустороннему миру. Я начинаю различать его берега.
Глаза у Дахут расширились.
— Во сне? — вздохнула она.
— Порой я не различаю, во сне ли являются мне мимолетные видения, или нет. — Фенналис пристально посмотрела на пришедшую. — А тебе что-нибудь приснилось?
Дахут сглотнула, поколебалась и кивнула.
— Сядь, если хочешь рассказать. — пригласила королева.
Дахут опустилась на край кровати. Фенналис неуверенно подтянулась, чтобы погладить ее по щеке.
— Какая ты прелестная, — пробормотала королева. — И какая странная. Что тебе приснилось?
Дахут уставилась в темноту, навалившуюся па оконное стекло.
— Он был не один, — низким голосом произнесла она. — Они начали мне сниться… думаю, года два назад, когда… меня оставил мой тюлень. Я не могу быть уверена, потому что поначалу они, казалось бы, мало отличались от остальных снов, но эти я запомнила все. Я стояла на берегу моря. Воды под серым небом были темны и неспокойны. В воздухе ни ветерка. Не летали птицы. Я была одна, совсем одна. Хоть мне и не было страшно. Я знала, что эти берег и морс — мои.
Вначале сны были очень разрозненными, и я придавала им мало значения, когда в моей жизни столько всего происходило. Кто-то медленно появлялся из-за горизонта. Они приближались ко мне по волнам. Всякий раз они подходили все ближе. Наконец я смогла разобрать, что их было, трое: мужчина, женщина и… еще что-то, некое присутствие, тень, но я чувствовала энергию внутри нее… Сны являлись ко мне все чаще и чаще. Теперь я различаю, что мужчина несет молоток и одет в красную мантию, на ней королевская эмблема, колесо. Женщина одета в синее с белым, наподобие одной из вас, галликен. У третьего — кажется, три ноги и один-единственный громадный глаз.
