Да здравствует мир без меня! Стихи и переводы - [3]
Пусть актерский, лишь бы не бездарный!..
– Жил я ради вас, лишь ради вас,
Щедрые авансы выдавая
Всем, кто не в пивную под аванс,
А в священнодействие! в искусство!..
– Я прощаю вам, друзья мои,
Ваши постоянные интриги,
Ваши сплетни за моей спиной —
И меня, пожалуйста, простите…
– Ты прости, неверная жена,
Бог не обделил тебя удачей,
Ибо сразу встретила меня…
Нет, не плачь, не то я сам заплачу…
– Ты прости мне, если что не так,
Милая малютка Мельпомена.
Дайте мне рюмаху коньяку,
А теперь скорее «неотложную»…
«Униженье уже унялось…»
Униженье уже унялось,
И никак не найти виноватых.
Я сегодня единственный гость
В бесноватых осенних пенатах.
Глухо вскрикнет под ветром сосна,
Задрожит мелколесье цветное.
Если смерть на миру и красна,
То едва ли с такой желтизною.
Наливает лениво залив
Свою гнило-соленую чашу.
Я сегодня не более жив,
Чем вкусны угощения ваши.
Ближе к ночи покажется дно!
И луны оловянное блюдо.
Если где-то на свете окно,
То его не увидишь отсюда.
Если где-то на свете слова,
Не расслышишь уже, не расслышишь!
Как усопшая эта листва,
Осыпаясь, лишь только и дышишь.
Слепота настает в темноте,
Где ни леший, ни пеший, ни конный, —
И церквушка о медном кресте
Где-то здесь. Но ни света, ни звона.
Ночь исполнена небытия.
Плоской крышкою купол небесный
Навалился на землю – и я
Распростерт между бездной и бездной.
«Циркач циркачку распилил!..»
Циркач циркачку распилил!
Она и глазом не моргнула,
А я по почте получил
Два одинаковых баула,
Где, не в комплекте, но милы,
И на судьбу в великой злобе,
Двумя обломками пилы
Приветливо махали обе!
Одна, ловя ответный взгляд,
Была сомнением объята,
Другая – от пупка до пят —
Приоткрывалась воровато;
А там, где тело пополам
(– какие гнусные гастроли! -)
Не рана рваная, не шрам:
Заиндевелые мозоли.
Я проклинаю палача
Ситуативную жестокость,
Но быть женою циркача
Еще полфокуса, а фокус, —
Застыв на лаковом столе
И в зубы взяв цветочек алый,
Взаулыбнуться всей земле
И сделать ножкой злому залу.
Циркач циркачку разлюбил!
Она не повела и бровью.
А я по почте получил
Конверт, дымящийся любовью, —
К нему, ко мне ли?.. С глаз долой!
В Крыму жара, в Сибири вьюга.
И пилят тупенькой пилой
Ежеспектакельно друг друга.
Марш заградполков
Не думай, что враг,
прицельным огнем
Терзая овраг,
Куда ты залег,
Уже недалек.
Не думай о нем.
У страха глаза велики.
Ни шагу назад.
Не там, парень, дом,
А там, парень, ад.
Там ад, да какой.
Туда ни ногой.
И хватит о том —
Советуют заградполки.
Из тех, что вперед,
громя и грозя,
Никто не пройдет
И трети пути.
Но надо идти.
Играй без ферзя.
У страха глаза велики.
Ни шагу назад.
по склонам скользя, —
Ведь там, парень, ад.
Ведь там, парень, мы
Из мрака и тьмы.
Иначе нельзя. —
Советуют заградполки.
Не думай, что там
по-прежнему ждут
К накрытым столам.
Семейный очаг
Под ветром зачах.
А мы тут как тут.
У страха глаза велики.
Ты знаешь – куда.
Обратный маршрут
Ведет в Никуда.
Хоть на стену лезь.
Не лучше ли здесь?
Не все ль, где убьют? —
Советуют заградполки.
Но если не так
и все же назад.
То, сам себе враг,
Пощады не жди,
Раз мы позади.
Ты сам виноват —
У страха глаза велики.
Никто ж не поймет,
такой, брат, расклад:
Вперед иль в расход,
Шабаш баш на баш. —
Но там хоть кураж,
Там штык и приклад, —
А здесь, парень, заградполки.
Четвертый монолог несостоявшегося скульптора
Ваятель, ваяй свою наново Галатею.
Наделяй ее нечеловеческой лепотою
Всех ледовитых мадонн и ядреных матрен.
Ваятель, ваяй ее наново, ибо
Эта стылою стала глыбой,
Где твой гений, не погребен,
Но придавлен такой бедою,
Угадуемой наперед,
Истекая живой водою,
Не витийствует, а орет;
Ибо в каменных этих складках,
Где кончаются все круги,
Ничего о твоих загадках,
О догадках зато…
Беги!
Бежать? Но куда же? К какому камню,
Если этот настолько помню,
Что не выдержу – повторю
Те же гладящие удары,
Те же чарки и те же чары,
Ту же липовую зарю
Над рекой холодней забвенья,
Те же призрачные места
На мосту, где не стало пенья,
Возле взорванного моста…
В белом мраморе белой ночью
Плети белые захлестнут.
Белых выбоин вспыхнут клочья
И завяжутся в жгучий жгут…
Побежденные – не бегут.
Побежденный своей победой
Над злопамятною природой,
Верь не памяти, а рукам.
Эти выпуклые пустоты
Еще попросту пласт породы,
Но пульсирует пламя там, —
Не твое, из себя, из эры
С сотворения по сей час, —
Но тебе не прожить без веры
В то, что чудо на этот раз
Обязательно обернется
Безотравною стороной,
А не кровью твоей свернется.
То был камень дурной.
Тот – дурной!
Дурного я бы не поднял с земли и даром.
Дурного я бы не брал измором.
Выхаркивая улиток молитвы во вмятины бездн и небес,
И не качал, языком и вручную,
Незаводимую помпу ночную,
И – не с объятьями б – к вые изваянной лез,
На которые отвечая
Шевелилась куда-то вбок,
Где, от чая ли, не от чая,
Но на мраморе был подтек;
А снаружи зияла темень
Из разинутого окна —
Не туда ли: душа, и демон,
И она?.. И она —
Одна!
Чтоб вернуть тебе Галатею,
Я из мрамора улетаю
Без усилий твоей руки.
Я не знала, как будет тяжко,
И как плох будешь ты, бедняжка,
И как боли твои мелки.
Я не знала, что знак неверья —
Воспоминания В. Л. Топорова (1946–2013) — знаменитого переводчика и публициста — посвящены в основном литературной жизни позднего СССР. В объектив мемуариста попадают десятки фигур современников от Бродского до Собчака — но главная ценность этой книги в другом. Она представляет собой панорамный портрет эпохи, написанный человеком выдающегося ума, уникальной эрудиции и беспримерного остроумия. Именно это делает «Двойное дно» одной из лучших мемуарных книг конца XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Виктор Топоров (1946–2013) был одним из самых выдающихся критиков и переводчиков своего времени. В настоящем издании собраны его статьи, посвященные литературе Западной Европы и США. Готфрид Бенн, Уистен Хью Оден, Роберт Фрост, Генри Миллер, Грэм Грин, Макс Фриш, Сильвия Платт, Том Вулф и многие, многие другие – эту книгу можно рассматривать как историю западной литературы XX века. Историю, в которой глубина взгляда и широта эрудиции органично сочетаются с неподражаемым остроумием автора.