Да здравствует фикус! - [61]

Шрифт
Интервал

Гордон мотнул ногой на косой потолок своего клоповника:

– Да уж, поганая норища!

– О, я совсем не это имел в виду, – смущенно охнул Равелстон.

– Ладно, давайте по существу. Считаете, мне срочно надо искать хорошее место?

– Ну, места ведь бывают разные. Продаваться в это рекламное агентство действительно не стоит, однако оставаться на нынешней вашей службе, согласитесь, тоже обидно. В конце концов, у вас талант, нельзя им пренебрегать.

– Да-да, мои стишки, – сардонически хмыкнул Гордон.

Равелстон потупился и замолчал. Стихи Гордона, эта его злосчастная поэма «Прелести Лондона»… Если сам он не верит, то никому на свете не поверить в осуществление его грандиозных замыслов. Вообще, он вряд ли сумеет еще хоть что-то написать. По крайней мере в таком месте, сдавшись и опустившись, – никогда. Похоже, выдохся. Непозволительно, однако, дать ему усомниться в призвании гордого нищего поэта.

Довольно скоро Равелстон поднялся. Мучила духота, да и хозяин откровенно тяготился гостем. Натянув перчатки, Равелстон пошел к двери, вернулся, снова нервно снял перчатку.

– Слушайте, Гордон, как хотите, я все-таки должен сказать – здесь отвратительно. Весь этот дом, вся эта улица…

– Ага, помойка. Мне годится.

– И обязательно именно здесь?

– Старина, у меня тридцать шиллингов в неделю.

– Тем не менее! Разве нельзя подобрать что-то приятнее, уютнее? Сколько вы платите хозяйке?

– Восемь шиллингов.

– За эти деньги сдаются нормальные комнаты, правда, без мебели. Почему бы вам не снять нечто такое, одолжив у меня десятку на обустройство?

– «Одолжить»? Говорите прямо – взять у вас.

Равелстон покраснел (проклятье! зачем такие выражения!). Не отрывая взгляда от стены, решительно произнес:

– Хорошо, если вам угодно, взять у меня.

– Есть одно маленькое затруднение – я не хочу.

– Ну бросьте, Гордон! Снимете себе приличное жилье.

– А мне как раз нравится неприличное; вот это, например.

– Чем нравится?

– Подходящий пулеметный окоп, – сказал Гордон и отвернулся к стенке.

Пару дней спустя прибыло письмо от Равелстона; пространно, деликатно повторялись устные доводы, а общий смысл сводился к тому, что позиция Гордона чрезвычайно достойна и в принципе справедлива, но!.. Столь ясное, столь очевидное «но»! Гордон не ответил. Увиделись они только через полгода, хотя за это время Равелстон не раз пробовал навести мосты. Странно (можно сказать, позорно для убежденного социалиста), но мысль о забившемся в жалкой дыре умном, культурном Гордоне тревожила сильнее, нежели судьбы всех безработных Мидлсборо. Надеясь расшевелить Гордона, редактор «Антихриста» неоднократно посылал ему просьбы дать что-нибудь в журнал. Гордон не отозвался. Дружба их, чувствовал он, кончилась. Деньки, когда он проживал у Равелстона, все погубили. Убивает дружбу благотворительность.

А еще Джулия и Розмари. Эти в отличие от Равелстона не смущались, выкладывали все, что думали. Без всяких уклончивых «в принципе прав» твердо знали, что правоты в отказе от хорошей работы нет и быть не может. И беспрестанно умоляли вернуться в «Новый Альбион». Хуже всего – травили сообща. Как-то уж Розмари сумела свести знакомство с Джулией. Теперь они частенько собирались обсудить Гордона, чье поведение просто «бесит» (единственная тема заседаний их Женской лиги). Потом устно и письменно, дуэтом и поодиночке долбили его. Совершенно извели.

Хорошо еще, ни одна пока не видела его берлоги у мамаши Микин. Джулию бы наверняка удар хватил. Впрочем, достаточно того, что обе побывали на его службе (Розмари несколько раз приходила, Джулия лишь однажды смогла вырваться из кафе). Эта ничтожная гадкая библиотека привела их в ужас. Работать у Маккечни было, конечно, не особенно доходно, но уж никак не стыдно. К тому же общение с приличной читающей публикой ему, «литератору», могло «чем-нибудь пригодиться». Но за гроши сидеть где-то в трущобах и тупо выдавать невеждам бульварный хлам! Зачем?

Вечер за вечером, бродя в тумане по унылому кварталу, Гордон и Розмари жевали все ту же жвачку. Она без устали пытала, вернется ли он в «Альбион»? почему не вернуться в «Альбион»? Он отговаривался тем, что не возьмут. И между прочим, действительно могли не взять; он же не появлялся там, не спрашивал (да и не собирался). С ним творилось нечто, просто пугавшее Розмари.

Все как-то сразу стало хуже. Хотя Гордон не говорил об этом, желание убежать, безвольно кануть на дно проявлялось достаточно отчетливо. Отвращали его уже не только деньги, но любая активность. Не возникало прежних перепалок, когда она беспечно смеялась над нелепыми идеями, воспринимая его гневные тирады как обычную милую шутку. Тогда смутные перспективы с его устройством не тревожили (наладится!) и утекавшее время не волновало. Тогда ей, в собственных глазах все еще юной девушке, будущее казалось бесконечным.

Но сейчас появился страх. Колесо времени вертелось слишком быстро. Гордон вдруг потерял работу, а Розмари вдруг сделала буквально ошеломившее ее открытие – она уже не очень молода. Тридцатый день рождения Гордона напомнил, что самой ей тоже скоро тридцать. И что же впереди? Возлюбленный покорно (даже, видимо, охотно) катится вниз, в яму, на свалку неудачников. Какие тут надежды пожениться? Тупик осознавал и Гордон. Обоим делалось все очевидней: им грозит расставание.


Еще от автора Джордж Оруэлл
1984

«Последние десять лет я больше всего хотел превратить политические писания в искусство», — сказал Оруэлл в 1946 году, и до нынешних дней его книги и статьи убедительно показывают, каким может стать наш мир. Большой Брат по-прежнему не смыкает глаз, а некоторые равные — равнее прочих…


Скотный двор

Сказка-аллегория - политическая сатира на события в России первой половины XX века.


Дочь священника

В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.


Скотный Двор. Эссе

В книгу включены не только легендарная повесть-притча Оруэлла «Скотный Двор», но и эссе разных лет – «Литература и тоталитаризм», «Писатели и Левиафан», «Заметки о национализме» и другие.Что привлекает читателя в художественной и публицистической прозе этого запретного в тоталитарных странах автора?В первую очередь – острейшие проблемы политической и культурной жизни 40-х годов XX века, которые и сегодня продолжают оставаться актуальными. А также объективность в оценке событий и яркая авторская индивидуальность, помноженные на истинное литературное мастерство.


Дорога на Уиган-Пирс

В 1936 году, по заданию социалистического книжного клуба, Оруэлл отправляется в индустриальные глубинки Йоркшира и Ланкашира для того, чтобы на месте ознакомиться с положением дел на шахтерском севере Англии. Результатом этой поездки стала повесть «Дорога на Уиган-Пирс», рассказывающая о нечеловеческих условиях жизни и работы шахтеров. С поразительной дотошностью Оруэлл не только изучил и описал кошмарный труд в забоях и ужасные жилищные условия рабочих, но и попытался понять и дать объяснение, почему, например, безработный бедняк предпочитает покупать белую булку и конфеты вместо свежих овощей и полезного серого хлеба.


Англия и англичане

Англия. Родина Чарлза Дарвина, Уинстона Черчилля, Олдоса Хаксли… Англичане. Вежливы и законопослушны, всегда встают на защиту слабого, но верны феодальным традициям и предвзято относятся к иностранной кухне… Они нетерпимы к насилию, но при этом не видят ничего плохого в традиционных телесных наказаниях… Английский характер, сама Англия и произведения выдающихся ее умов – Редьярда Киплинга, Т.С. Элиота, Чарлза Диккенса, Генри Миллера – под пристальным вниманием Джорджа Оруэлла! Когда-то эти эссе, неизменно оригинальные, всегда очень личные, бурно обсуждались в английской прессе и обществе.


Рекомендуем почитать
Потерявшийся Санджак

Вниманию читателей предлагается сборник рассказов английского писателя Гектора Хью Манро (1870), более известного под псевдонимом Саки (который на фарси означает «виночерпий», «кравчий» и, по-видимому, заимствован из поэзии Омара Хайяма). Эдвардианская Англия, в которой выпало жить автору, предстает на страницах его прозы в оболочке неуловимо тонкого юмора, то и дело приоткрывающего гротескные, абсурдные, порой даже мистические стороны внешне обыденного и благополучного бытия. Родившийся в Бирме и погибший во время Первой мировой войны во Франции, писатель испытывал особую любовь к России, в которой прожил около трех лет и которая стала местом действия многих его произведений.


После бала

После бала весьма пожилые участники вечера танцев возвращаются домой и — отправляются к безмятежным морям, к берегам безумной надежды, к любви и молодости.



День первый

Одноклассники поклялись встретиться спустя 50 лет в день начала занятий. Что им сказать друг другу?..


Разговор с Гойей

В том выдающегося югославского писателя, лауреата Нобелевской премии, Иво Андрича (1892–1975) включены самые известные его повести и рассказы, созданные между 1917 и 1962 годами, в которых глубоко и полно отразились исторические судьбы югославских народов.


Кросс по снегу

"В наше время" - сборник рассказов Эрнеста Хемингуэя. Каждая глава включает краткий эпизод, который, в некотором роде, относится к следующему   рассказу. Сборник был опубликован в 1925 году и ознаменовал американский дебют Хемингуэя.


Волшебная гора

«Волшебная гора» – туберкулезный санаторий в Швейцарских Альпах. Его обитатели вынуждены находиться здесь годами, общаясь с внешним миром лишь редкими письмами и телеграммами. Здесь время течет незаметно, жизнь и смерть утрачивают смысл, а мельчайшие нюансы человеческих отношений, напротив, приобретают болезненную остроту и значимость. Любовь, веселье, дружба, вражда, ревность для обитателей санатория словно отмечены тенью небытия… Эта история имеет множество возможных прочтений – мощнейшее философское исследование жизненных основ, тонкий психологический анализ разных типов человеческого характера, отношений, погружение в историю культуры, религии и в историю вообще – Манн изобразил общество в канун Первой мировой войны.


Миф о Сизифе

«Миф о Сизифе» — философское эссе, в котором автор представляет бессмысленный и бесконечный труд Сизифа как метафору современного общества. Зачем мы работаем каждый день? Кому это нужно? Ежедневный поход на службу — такая же по существу абсурдная работа, как и постоянная попытка поднять камень на гору, с которой он все равно скатится вниз.


Тень ветра

Книга-явление. Книга-головоломка. Книга-лабиринт. Роман, который заставляет читателя погрузиться в почти мистический мир Барселоны и перемещает его в совершенно иную систему координат. Читателю предстоит вместе с главным героем встретить зловещих незнакомцев, понять и полюбить прекрасных и загадочных женщин, бродить по мрачным лабиринтам прошлого, и главное – раскрыть тайну книги, которая непостижимым образом изменяет жизнь тех, кто к ней прикасается.


Приключения Шерлока Холмса. Возвращение Шерлока Холмса

Два полных авторских сборника – «Приключения Шерлока Холмса» и «Возвращение Шерлока Холмса». Здесь будут жених, опасающийся мести бывшей возлюбленной, и невеста, брошенная в день венчания; загадочные апельсиновые зернышки и тайный код пляшущих человечков, смертоносный китобойный гарпун и рождественский гусь с сюрпризом… Но главное – главное, что здесь будет, – это удивительная атмосфера старой доброй Англии со всеми ее красками, запахами и звуками. И даже если вы знаете наизусть все истории о знаменитом дуэте, вы все равно не сможете отказать себе в удовольствии в который раз открыть книгу, а вместе с ней – и знакомую дверь на Бейкер-стрит, 221-b.