Да, я там работал: Записки офицера КГБ - [33]

Но я был не такой, как и некоторые мои близкие друзья. В чем это заключалось, мне трудно объяснить. Мы «не то» читали, «не то» смотрели в кино, «не так» одевались, «не о том» говорили и «не над тем» смеялись, не ели глазами начальство и гнули свою линию на партийных собраниях. Она, линия, тоже была «не та».

Кем же я был в то время? 28 лет, девять лет службы в «наружке», за спиной шесть лет учебы в ИНЯЗе и окончание его в числе лучших десяти студентов-вечерников, отец семейства. Старший лейтенант, оперуполномоченный — почти самая низкая должность в табеле о рангах КГБ. Карьера меня не беспокоила — хотелось интересной работы. Или хотя бы более интересной, так как к тому времени романтика ночного сыска и автомобильных гонок улетучилась окончательно. Реальность же не оставляла никаких сомнений — нужно было уходить, и как можно скорее. «Подбивая» итоги своей службы, я пришел к выводу, что из девяти лет в «семерке» примерно пять-шесть были просто потеряны.

Итак, в назначенный день я позвонил по указанному телефону и спросил Лебедева. «Это я», — услышал я мягкий, слегка заикавшийся голос, и мы договорились о встрече в его кабинете 369 в «Доме 2».

Без всякого трепета на этот раз я пришел в знакомое здание и поднялся в кабинет, который нашел не без некоторого труда, к Лебедеву Алексею Николаевичу, начальнику 1-го отделения 1-го отдела только что организованного 5-го Управления. А. Н. был худощав, с узким лицом, гладко зачесанными назад волосами, слегка насмешливыми глазами, в красивом бежевом костюме. Он беспрерывно курил и то стряхивал, то сдувал со стола пепел, падавший на бумаги.

Предложив мне присесть, он прикурил от окурка новую сигарету и сказал:

— Евгений Г-григорьевич, мы рассматриваем вашу кандидатуру на п-предмет работы в нашем отделении. Как вы посмотрите на это?

— Пока искоса, Алексей Николаевич. Расскажите, пожалуйста, чем заниматься-то вы здесь собираетесь? Управление новое, никто о нем ничего не знает. Что, например, Вы планируете мне поручить?

— Ну, п-прежде всего это работа аг-гентурная, она заведомо интереснее того, чем вы сейчас занимаетесь, правда? У нас в отделении будут участки работы по контрразведывательному обеспечению медицины, радио и телевидения, некоторых общественных наук, общественно-культурных связей. Соседнее отделение будет заниматься творческими объединениями — писатели, художники, композиторы. И е-еще одно отделение — разработка уже выявленных антисоветчиков.

В принципе для меня все это было «темным лесом»: об агентурной работе я знал в объеме своей трехмесячной переподготовки в ВШ (как оказалось потом, более чем достаточно для начала), «контрразведывательное обеспечение науки» вообще показалось абракадаброй.

— Ну не науки, конечно, — пояснил Лебедев. — Объектами оперативного обслуживания будут институты Академии наук СССР и соответственно — линии работы. Н-ну, например, вот скоро по линии Института истории приезжает группа английских историков. Они будут участвовать в семинаре наших историков на тему о Второй мировой войне, потом поедут по стране. В-вот нам и интересно узнать, каковы их научные позиции по этим вопросам, о чем они говорят со своими советскими коллегами, кого-нибудь из вас мы включим в состав сопровождающих, чтобы работать с англичанами в качестве, скажем, переводчика. Понятно? В конце концов, Ж-женя, — неожиданно назвал он меня по имени, — ты ведь уже девять лет «топаешь». Ну сколько можно еще, неужели не надоело?

Это был запрещенный прием, вернее, даже два: во-первых, по имени, во-вторых, — «топаешь». А. Н. были нужны люди, я ему сразу понравился, и он использовал свой огромный опыт агентуриста в беседе со мной — я узнал об этом позже от него же. Ко времени нашего знакомства он уже имел большой стаж работы в КГБ — служил на заставе, в «погранцах», как их называли в Комитете, работал в ПГУ и занимал должность консула в Иране (хорошо знал фарси), потом долго служил во 2-м Главке на МИДовской линии — говорили, что не очень удачно.

Я обещал подумать и через короткое время позвонить и сообщить о своем решении, на чем мы и распрощались.

Думать было нечего. Лебедев мне тоже понравился своей интеллигентностью, непохожестью на большинство «семерочных» начальников. О работе он практически не рассказал мне ничего, но подпитанное научной фантастикой воображение уже рисовало мне меня, неторопливо потягивавшего виски с английскими историками в купе первого класса (что такое СВ, я тогда не знал), разоблачавшего их коварные происки по компрометации советской исторической науки.

Но больше всего хотелось перемен. Разведка, контрразведка — это уже не имело принципиального значения. В конце концов, впереди много лет работы, может быть, «разведмечта» еще сбудется. А тут, думалось мне, наконец наступит относительно нормальный режим, работа без смен, может быть, упорядоченный, даже солидный образ жизни…

Я поделился своими соображениями с женой, с несколькими близкими друзьями и, выслушав прежние советы и наставления, позвонил Лебедеву и сообщил о своем согласии.

— Ну и х-хорошо, приходи з-завтра к 11 часам, покажу тебя руководству отдела.