Да пошли вы все!.. - [22]

- Вот! – завопила та на весь торговый ряд. – Ну, разве не дьявол?!

Ближний народ с подозрением оглядывал смущённого Ивана Ильича и на всякий случай отодвигался и обходил стороной материализовавшегося дьявола.

А настоящий Вельзевул, миниатюрный торговый маг и оракул не замедлил нарисоваться, как только пристыженный ненадёжный покупатель пристроился пятым в очереди к Насте. Иван Ильич мог поклясться хоть на кресте, хоть на черепе, что нечестивец подмигнул весёлым карим глазом, одобрив выбор кормильца, и мгновенно исчез, словно испарился в пропитанном мясным духом воздухе. Впрочем, и без него, обычным человечьим взглядом, было видно, что здесь и мясцо посветлее и посвежее, и сардельки потемнее и помяснее. Глупые толстые торговки, оболваненные собственными зажиревшими мозгами, сами того не понимая, приобрели в морде собаки сверхчуткого и точного дегустатора с тонким обонянием и безошибочным вкусом, которые ничем не обманешь и ничем не заговоришь – ни чёрной магией, ни нечистой силой. Сами они – дьяволицы, а Дарька – просто ангел с обманной дьявольской маской. Легко разобравшись в местной мясной чертовщине, разумный кандидат не каких-нибудь, а технических – материалистических – наук удовлетворённо хмыкнул, привычно отоварился и, не найдя глазами маленького инспектора, пошёл на выход, стараясь проскользнуть мимо злого взгляда меченой продавщицы за спинами беспокойно снующих покупателей, взбудораженных возбуждающим запахом и видом свежатины  и ещё более – одуряющими ценами. Но, повинуясь интеллигентской щепетильности и слабому миролюбивому характеру, Иван Ильич подошёл-таки к обиженной нечистой силой и, примиренчески улыбаясь, спросил:

- А печёнка у вас есть?

Он никогда её не видел в естественном виде и не любил субпродуктов вообще, но сейчас вовремя вспомнил – вот польза от неразборчивого чтения! – что они любимы собаками, и решил дуплетом убить сразу двух зайцев: обрадовать Дарьку и помириться с торговкой.

- Вот! – небрежно ткнула она толстым пальцем в распластанный гладкий комок чёрно-коричневого цвета. – Свежая, - и в надежде на продажу, заискивающе спросила: - Надо? – и зачастила: - У меня дешевле, чем у Настьки, - сообщила мстительно, коротко взглянув в сторону конкурентки. – Берите, не пожалеете.

- А можно проверить? – широко улыбнулся Иван Ильич, заглянув хвастунье за спину.

- Как? – опешила та. – Есть, что ли, сырую будете? – удивлённо округлила маленькие заплывшие глазки, подпёртые толстыми щеками и слезящиеся жиром.

Привередливый покупатель рассмеялся в голос.

- Не я! Он! – показал рукой за её массивную круглую спину.

Она живо оглянулась, увидела сидящего раскорякой, отставив в сторону одну заднюю лапу, маленького дьяволёнка и, быстро откромсав кусочек печёнки, тяжело присела перед ним – Иван Ильич подумал, что встать она не сможет - и протянула дегустатору. Тот старательно обнюхал подачку, лизнул дважды, внимательно посмотрел в глаза тётки: нет ли какого подвоха, не подсовывает ли залежатину – осторожно взял в рот, куснул и заглотил.

- Съел, гад! – радостно завопила торговка, резво поднявшись и разочаровав покупателя. – Ещё хочешь?

- Вы торгуете или собак теми же самыми руками кормите? – помешал скрежещущий раздражённый голос за плечом Ивана Ильича.

Он чуть повернул голову и увидел, стараясь из приличия не задерживать взгляда, крашеную, наверное, охрой редкую шевелюру, обвисшие дряблые щёки и сузившиеся от времени подслеповатые глазки давней карей окраски и всю голову обветшалой мегеры, выползшей из заплесневелой, наверное, конуры на 5-м этаже, чтобы полаяться от скуки и взболтать застоявшуюся желчь.

 – Мне некогда ждать! – она поджала узкие бесцветные губы, тронутые глубокими поперечными складками и без того провалившегося внутрь рта, и уставилась, не мигая, на торговку в злобно-сладостном ожидании ответной реакции. Но её не последовало.

- Чё делите? – подошёл молодой, стриженый наголо по моде, парень с перекрашенной девицей с нарисованной безразличной физиономией. – Нам оставьте, - широко улыбнулся, радуясь своей перелицованной спутнице и безмятежной жизни и не обращая внимания на напряжённо-встревоженную базарную обстановку.

Торговка перевела отяжелевший взгляд с мегеры на него, потом быстро обернулась на улыбающегося во всю пасть Сударя и, наконец, просветлённо посмотрела на Ивана Ильича. А потом вдруг захохотала до слёз, заразив и верного покупателя, владеющего обоюдной тайной.

Отоварившись после торопившейся на 5-й этаж мегеры, он так и ушёл с застывшей глупой улыбкой дебила, выжившего из ума. Так и нёс её до самого базарного выхода, пугая озабоченных рыночных охотников, так и застыл с ней у ворот в ожидании Дарьки, вместе с молодыми радуясь жизни и, особенно, её приятным неожиданностям. И тут же дал себе нерушимое слово, которое он умел себе давать: никогда и ни при каких обстоятельствах не существовать по планам и регламентам, не жить впрок, чтобы не пришлось краситься охрой, а воспринимать жизнь, повинуясь ощущениям и желаниям, без оглядки на приличия и возможные последствия. Хватит! Он и так угробил больше полжизни на других, угождая любимой жене и дорогой дочери, уважаемым сотрудникам и вообще всем встречным-поперечным. Пора начинать жить для себя любимого. Где же Дарька? Вот сукин сын! Когда надо, его нет. Не хватало ещё подчиняться псу! Иван Ильич решительно убрал улыбку с лица и, не оглядываясь, так же решительно направился к дому. Но не успел сделать и полсотни решительных шагов, как впереди замаячил, качаясь метрономом, белый клочок шерсти под знакомым обрубком хвоста.