...Да не судимы будете - [19]

Председателем РИКа был Рябцев, огромного роста человек, по своей натуре добродушный и добрый, в работе требователь­ный и строгий. В прошлом он работал на доменной печи, был активным участником гражданской войны и партизанского дви­жения. Член партии с 1916 года, прямой и смелый человек. Он часто брал меня с собой в поездки по селам и хуторам. Был строг со мной, и в то же время он меня полюбил как родного сьша. Я много от него получил житейских уроков. Однажды зимой при переезде из одного села в другое поздним вечером мы попали в балке под интенсивный обстрел. Очевидно, была специальная засада какой-то группы бандитов. Я из своего нагана успел произвести только два-три выстрела, как Рябцев закричал: «Ложись»,— и тут же повалил меня в розвальни, по существу, прикрыв меня своим телом, а сам повел в ответ огонь из маузера и нагана, крикнув вознице, чтобы тот гнал лошадей, и те стремительным рывком успели вовремя вынести нас из балки и зоны обстрела.

Приехали мы в село. В школе собрали мужиков, «уговарива­ли» их принять решение о самообложении. Дело шло довольно туго и напряженно. Мужики курили и молчали, при голосова­нии внесенного нами предложения никто руки за самообложе­ние не поднимал. Тогда Рябцев, разозлившись, сказал: «Подни­мите руки, кто против самообложения и Советской власти?» Конечно, никто не смел поднять руки, тогда Рябцев объявляет «решение»: «Против нет. Решение о самообложении принимает­ся единогласно». В это самое время происходит выстрел через окно в керосиновую десятилинейную лампу — погас свет, под­нялась паника. Рябцев своим громовым голосом закричал: «Всем оставаться на местах». Но когда было зажжено два свечных огарка, то в помещении осталось 5—6 стариков, кото­рые просто не в состоянии были убежать. Вот так и было принято «единогласно» постановление о самообложении. Опаса­ясь нападения, мы тут же выехали из села. Вопрос самообложе­ния был своеобразной пробой наших сил, возможностей, влия­ния перед предстоящей сплошной коллективизацией, в которой было много «наломано дров». Письмо И. В. Сталина «Голово­кружение от успехов» немного охладило «горячие головы», но к этому времени много было сделано такого, что уже ничем поправить невозможно было. Да и успехов никаких не было. Был просто голый административный напор за «добровольную» сплошную коллективизацию.

В то время было еще модно отмечать день 9 января 1905 года -- расстрел мирной рабочей демонстрации, что шла с «просьбой к царю-батюшке» — все это возглавил поп Гапон, он и в историю вошел как провокатор. В одном из сел района комсомолец-активист, член бюро райкома комсомола Федя Сы- кало несколько раз проводил собрание по самообложению, но сход не принял решения. Тогда Федя решил использовать «поли­тическое» воздействие: собрал сход с^ла на площади, сделал доклад о 9 января. После доклада спросил: «Вы поняли, что было 9 января?» Раздались возгласы: «Поняли! Поняли!» Тогда Сьпсало громогласно заявил: «Так вот. Если вы не примете решение о самообложении, я вам устрою 9 января». К этому же добавил нецензурные слова и подал знак комсомольцам, предва­рительно расставленным по периметру площади. Те вверх нача­ли стрелять, народ в панике ринулся с площади. Мы с Рябцевым в это время подъезжали к этому селу. Услышав выстрелы, подумали, что произошел какой-то налет банды. Так часто случалось. Мы насторожились. Но, когда мы увидели бегущих людей и прибыли на опустевшую площадь, Сыкало в окруже­нии своего вооруженного отряда стоял как «победитель». Мно­го мне пришлось приложить энергии и выслушать справедливых укоров, чтобы добиться того, чтобы Ф. Сыкало не отдали под суд. Но все же он получил строгий выговор за свои действия.

В райкоме ЛКСМУ мы принимали самое активное участие в проведении коллективизации. Проводили политическую, мас­сово-агитационную работу среди молодежи, обеспечивали рост рядов комсомола. Устраивали мы и военизированные походы комсомольцев и молодежи под руководством райвоенкома. Была создана футбольная команда, которая играла неплохо, даже выезжала в другие районы. Активно участвовали и в само­деятельности. Нами даже был создан небольшой духовой ор­кестр. Мне неоднократно приходилось в составе окружного комсомольского конного отряда участвовать в описи зажиточ­ных хозяйств на предмет их определения, являются ли они «кулацкими» хозяйствами, и выявлять их «реакцию» на вопросы «сплошной коллективизации». Нелегкое это было дело. С отря­дом я попал и к своему бывшему хозяину Земляному, у которо­го работал в батраках. Теперь уже меня хозяин называл не Петькой, а Петром Ефимовичем, хотя мне это было и ни к чему. У него тоже пришлось описывать хозяйство. Даже спустя столько лет неприятно это время вспоминать. На кварти­ре я жил и там же столовался у Радиных. Это была местная мещанская семья. Отношение ко мне было неплохое, но из-за чрезмерного ухаживания за мной хозяйки и ее дочери пришлось переменить квартиру. Я перешел на квартиру к Колисниченкам. Это была сама по себе интересная семья. Старший сын хозяина был заведующим клубом, его жена учительствовала. Оба они обладали артистическим и режиссерским талантом. На них держалась вся работа клуба и вся самодеятельность. Впослед­ствии эти молодые муж и жена переехали в Изюм и возглавляли окружной театр.