Да будет воля моя - [109]

— Дерия, это так ужасно, — говорит Надин. Плач на заднем плане становится тише и замолкает, наверное, Надин ушла в другую комнату. — Роберта убили.

— Что?

— Это правда. Дерия, я еле могу это сказать. Но он… его труп… Роберт, его труп плавал в Рейне.

«Несчастный случай», — думает Дерия. Может быть, просто несчастный случай. Наверное, он утонул или сам себя…

— Он давно уже был мертв, — продолжает Надин. Ей приходится сделать несколько вдохов, но она продолжает говорить. — Так говорят полицейские. Нам не разрешили даже взглянуть на него. Это невозможно, сказали они. Они опознали его по зубам, потому что… И это было убийство, Дерия, кто-то убил его, его голова… они говорят, что кто-то ему… О боже, Дерия! Что кто-то ему… проломил череп.

Дерия вслушивается в плач Надин. Ей понятно, что она должна что-то сказать. Надин ждет, что она что-то скажет. Но она не знает, что сказать. Она ничего не чувствует, просто не может думать. Что она должна ей ответить? В голове царит пустота. Неужели это ее не трогает? Если она не потрясена и не опечалена его смертью, то, по крайней мере, это должно было бы шокировать ее. Неужели она не поняла, что значат эти слова?

Роберт мертв.

— Тогда это не он, — невольно вырывается у нее. Он не может быть преследователем, если он уже давно мертв.

— Что ты говоришь? — спрашивает Надин.

— Это не может быть ошибкой? — Что за идиотские вопросы она задает. Опознание по зубам — это очень надежно, она это знает точно. Вряд ли можно себе представить, что произошла ошибка. И тем не менее она еще раз спрашивает Надин: — Исключено, что Роберт еще жив?

— Да, Дерия. Он действительно мертв. Я не могу этого понять. Но это действительно так.

Такси останавливается перед больницей:

— Сначала я должна понять все это, — говорит Дерия и отключается, не давая Надин времени на ответ.

Она глубоко дышит. Ее сердце бьется по-прежнему ровно, словно ничего не случилось. Несколько смешных банальных мыслей проносятся у нее в голове. Видимо, от шока.

Водитель такси смотрит на нее с сожалением:

— Я не хотел подслушивать, женщина, но я не мог поступить по-другому. Что бы ни случилось, это звучит ужасно. Разрешите выразить вам мое соболезнование?

— Спасибо, — отвечает Дерия почти беззвучно.

Водитель указывает подбородком на вход в больницу:

— Вам действительно нужно идти туда? Или, может быть, лучше было бы отвезти вас в другое место?

Она сначала вообще не понимает, что он имеет в виду:

— О. Это. Нет. Нет, я должна посетить здесь кое-кого. Свою подругу, сейчас ей хорошо. Я надеюсь.

Водитель кивает:

— Ну, слава Богу, а кто умер, разрешите спросить?

Дерия смотрит на таксометр, вынимает бумажник из сумки и расплачивается. Из отделения для купюр выпадает скомканный листок бумаги. Она даже не помнит, что положила его туда.

— Никто, — говорит она, расплачивается и выходит из машины. У нее даже не дрожат коленки. Словно ей все равно.

Ей не все равно, она не хочет верить в то, что ей может быть все равно, это должен быть шок.

Она ждет, пока такси отъедет. Начинается дождь. Капельки мелкие, холодные и острые, как иглы, за несколько секунд она уже чувствует колющую боль от каждой такой капельки.

Дерия раскрывает листок бумаги, стараясь прикрыть от дождя. В темноте ей очень трудно понять, что там написано. Следующий уличный фонарь очень далеко. Но она сразу видит, что текст на листке напечатан на пишущей машинке. И она узнает кроткую, робкую букву — маленькую «р». Три строчки содержат невероятно много смысла и одновременно не содержат вообще никакого.

Это был я, Дерия.

Я должен был это сделать, наступила пора.

Якоб.

Глава 29

Дерия находит Киви в амбулатории. В сопровождении толстенькой медсестры Дерия спешит по длинным коридорам в сторону выхода. У Киви на голове повязка, удерживающая компресс у основания волос. Когда она замечает Дерию, ее облегчение не знает границ. С тихим плачем она бросается на шею Дерии и вцепляется в нее. На какой-то момент Дерия не знает, как она должна реагировать. Затем обнимает это маленькое, все еще или уже опять дрожащее тело. Она бросает взгляд на медсестру и вздрагивает. Ей знакомо это лицо. Но откуда?

Медсестра, кажется, тоже испытывает облегчение, увидев Дерию.

— Вы ее подруга? — спрашивает она и упирает руку в широкое бедро. — Пожалуйста, поговорите с ней. Она хочет, несмотря на предупреждения врача, уйти домой. И отказывается назвать нам свою фамилию.

— Извините, — говорит Дерия почти беззвучно.

У нее ничего не укладывается в голове. Так много вопросов сейчас мелькают в ее голове, и все перемешивается. Когда и как Якоб подсунул ей свое признание? Знает ли она вообще фамилию Киви? Откуда он узнал, что ей сегодня станет известно о смерти Роберта? Откуда он узнал, что она найдет этот листок? Кто был тем преследователем, если не Роберт? И кто, черт возьми, — этот вопрос до абсурда больше всего волнует ее — кто такая эта медсестра и почему она кажется ей такой знакомой?

— Я сама знаю только ее прозвище, — извиняющимся тоном говорит Дерия и поворачивается к Киви. — Как ты себя чувствуешь? Что говорят врачи, и почему ты не хочешь остаться на ночь здесь?