Да будет праздник - [6]

.

Наконец Чиба дошел до стола президиума. Индийский писатель сидел в центре. Он походил на черепаху, которую вынули из панциря и облачили в белую тунику. На безмятежном лице за стеклами очков в черной оправе отрешенно поблескивали небольшие глаза. Каскад ниспадающих на спин у черных волос позволял не спутать его с египетской мумией. Заметив Фабрицио, индиец слегка кивнул и сложил ладони в знак приветствия. Но внимание Чибы было приковано к сидящей рядом с Соуни особе женского пола. Возраст около тридцати. Помесь кровей. Полуиндианка, полуевропейка. Она могла бы быть фотомоделью, но изящные очки на курносом носике придавали ей вид молодой учительницы. Китайская палочка зафиксировала в художественном беспорядке длинные волосы. Отдельные пряди цвета мазута спускались на тонкую шею. Над острым подбородком спелой сливой рдел маленький рот с пухлыми рассеянно приоткрытыми губами. На ней была белая льняная блузка, расстегнутая ровно настолько, чтобы обнажилось прелестное декольте, не слишком маленькое и не слишком пышное.

“Третий номер”, – прикинул Фабрицио.

Руки бронзового цвета заканчивались тонкими запястьями в тяжелых медных браслетах. Пальцы же заканчивались покрашенными черным лаком ногтями. Усаживаясь на свое место, Фабрицио бросил взгляд под стол, чтобы увериться, что там у нее тоже все в порядке. Из-под темной юбки виднелись изящные ножки. Узкие ступни были перетянуты ремешками греческих сандалий, ногти на ногах того же оттенка, что и на руках. Кто эта богиня, снизошедшая с Олимпа?

Тремальи, сидевший слева, поднял строгий взгляд от своих листков.

– Что ж, синьор Чиба наконец удостоил нас своим появлением… – Он выразительно посмотрел на часы. – Полагаю, если вы, конечно, не против, что можно начинать.

– Я не против.

* * *

Говоря начистоту, уважаемый профессор Тремальи сидел у Фабрицио Чибы в печенках. Он никогда не нападал на него в своих язвительных рецензиях, но ни разу и не похвалил его. Для профессора Тремальи творчество Чибы попросту не существовало. Говоря о нынешней, (достойной всякого сожаления) ситуации в итальянской литературе, он начинал поднимать на щит каких-то писателишек, которых он один и знал и которые хорошо если продавали полторы тысячи экземпляров. Ни разу ни намека, ни ремарки в адрес Фабрицио. Наконец, однажды в интервью “Коррьере делла сера” на прямой вопрос “Профессор, как вы объясните феномен Чибы?” Тремальи ответил: “Если мы и должны говорить о феномене, то это феномен преходящий, одна из тех наводящих страх на метеорологов гроз, что проходят, не оставляя следов”. И уточнил: “В любом случае я в него не вчитывался”.

Фабрицио взвился, как бешеный пес, и бросился к компьютеру писать гневный ответ для первой страницы “Репубблики”. Но когда ярость улеглась, он стер файл.

Первое правило всякого настоящего писателя – никогда и еще раз никогда, даже на смертном одре, даже под пыткой, не отвечать на нападки. Все ждут, что ты попадешься в ловушку ответа. Нет, следует оставаться невозмутимым, как инертные газы, и недосягаемым, как альфа Центавра.

Однако Фабрицио испытывал жгучее желание подстеречь старика у дома, вырвать у него из рук эту его долбаную трость и сыграть ею на его башке, как на африканском барабане. Какая сладкая месть, к тому же это подогрело бы его славу прóклятого писателя, типа, который на литературные нападки отвечает мордобоем, как настоящие мужчины, а не как хреновы интеллектуалы с их кислыми репликами на второй странице культурной хроники. Одна только загвоздка: этому хрычу семьдесят лет и он мог откинуть копыта прямо посреди бульвара Сомали.

* * *

Тремальи усыпляющим тоном гипнотизера начал лекцию об индийской литературе, восходящей истоками к первым санскритским текстам примерно 2000 года до нашей эры, обнаруженным в скальных захоронениях Джайпура. Фабрицио прикинул, что к 2000 году нашей эры тот дойдет не меньше чем через час. Первыми под наркозом отключатся старые мымры, затем официальные лица, затем все остальные, включая Фабрицио и индийского писателя.

Чиба сидел, опершись лбом о ладонь и пытаясь выполнить параллельно три операции:

1) проверить, кто присутствует из официальных лиц;

2) понять, кто сидящая рядом с ним богиня;

3) поразмыслить о том, что говорить.

Первая операция завершилась быстро. Во втором ряду сидело “Мартинелли” в парадном составе: управляющий директор Федерико Джанни, генеральный директор Акилле Пеннаккини, директор по продажам Джакомо Модика плюс фаланга редакторов, включая Лео Малаго. Затем весь гинекей пресс-службы. Если даже Джанни оторвал задницу от кресла и приехал из Милана, значит, за индийца они держатся. Как знать, может, надеются даже продать несколько экземпляров.

В первом ряду Чиба опознал советника по делам культуры, телережиссера, пару актеров, шеренгу журналистов и другие лица, виденные тысячу раз, но неизвестно где и когда.

На столе стояли таблички с именами участников. Богиню звали Элис Тайлер. Она шепотом переводила на ухо Сарвару Соуни речь Тремальи. Старик, прикрыв глаза, с ритмичностью маятника одобрительно покачивал головой. Фабрицио раскрыл книгу индийца и обнаружил, что перевод сделан Элис Тайлер. Значит, она не только переводчица на пресс-конференции. Фабрицио начал всерьез предполагать, что нашел женщину своей жизни. Прекрасную, как Наоми Кемпбелл, и умную, как Маргерита Хак.