d’Рим - [36]

– Смотри, какие на небе облака.

– А что они делают?

– Плывут.

– Как они могут, там же нет воды?

Иногда она закатывала сценки со своими куклами, растила их, кормила, воспитывала, а когда куклы ей надоедали, бралась за меня. Я, как все взрослые, плохо поддавалась воспитанию и все время боролась за ощущение естественности в отношениях, не идти на поводу у собственной дочери. Каприз так каприз, ор так ор. Ничего не поделаешь, кризис трех лет, каждый через это должен пройти, чтобы стать человеком, тем более – женщиной.

– Похоже на кризис трех лет.

– А что за кризис?

– Когда ребенок плачет, как тебе кажется, без повода, а повод на самом деле есть. К примеру, он думал, что мама положит кашу в зеленую тарелку, а она положила в белую. Все. Проблема. Потому что он не понимает, почему маме так сложно положить кашу в зеленую тарелку, а ей кажется, что ребенок над ней издевается. То же самое и во всех кризисах среднего возраста. Она думала, что он купит ей красные цветы, он купил желтые, он думал, что она наденет черное платье, она надела – белое. Все. Праздник испорчен. Она думала, что он подарит ей сережки, он подарил автономную зарядку для телефона. Она уныло пытается улыбаться, он не понимает, в чем дело. Вроде полезную вещь купил, но сегодня она оказалась самой что ни на есть бесполезной. Он думал, что она пойдет направо, а она пошла налево. Мы все время придумываем, как должны себя вести близкие люди. А они ведут себя совсем в другую сторону. Обижаемся, злимся, ссоримся до тех пор, пока не перестанем загонять всех в свою примитивную матрицу.

* * *

Я встретились с Борисом на пешеходном мосту Святого Ангела через Тибр. Ярко светило солнце, но для Рима было довольно прохладно, даже холодно. Декабрь морозно намекнул, что надо обниматься чаще. Мы обнялись крепко за все три месяца, что не виделись. Ангелы смотрели на нас со всем своим мраморным безразличием.

– Тепло, – произнесла я еще пылающими от поцелуев губами. – Прямо жар по всему телу. Ты не устал? – мои руки продолжали обнимать его.

– Нет. С чего вдруг?

– Я повисла на тебе и не хочу слезать, – подняла я голову к небу. Над головой висел ангел с колонной в руках. Он повернул голову в сторону, будто не хотел видеть, что будет с нами, там, внизу, если он выпустит колонну из рук.

– Ну, обычай еще с шестнадцатого века.

– Какой обычай?

– Вешать на мосту тела казненных преступников.

– И преступниц?

«Откуда он все знает? Откуда? Или опять сверхчувствительность?» – промелькнуло у меня в голове.

– Наверняка.

– Какое приятное наказание, – наконец оторвалась я от Бориса и двинулась вперед к замку Святого Ангела. – Теперь я понимаю, с чего слетелось на мост столько ангелов.

– Да, да. Спасти души, – поспешил за мной Борис.

– А в замке, видимо, жил самый главный?

– Ага, он спас Рим от чумы. Его звали Миша. Архангел Михаил. Однажды он увидел ангела, в этот же день эпидемия закончилась. Вообще в этом здании много чего было: и семейный склеп и тюрьма.

– Какое многофункциональное здание, – заметила Анна, приближаясь к полукруглой стене замка. – Прямо голова кругом.

– В свое время среди заключенных были Джордано Бруно, Галилей.

– А все-таки она вертится. Мне кажется, они говорили о женщине.

– Кто бы спорил.

– Или лучше так. А все-таки она круглая! Круглая … – вот и вертится, – засмеялась Анна и прокрутилась вокруг своей оси.

– Дура? Нет, это не про тебя.

– А что там сейчас?

– Музей. Картины, скульптуры, оружие.

– Оружие?

– Да, хочешь зайдем?

– Нет, времени жалко.

– А если двигаться дальше по улице Примирения, то можно увидеть место гробницы основателя Рима, Ромула. Теперь там церковь Святой-Марии-за-Мостом.

– Прямо за мостом?

– Прямо за мостом – Ватикан.

– Это я помню.

Борис никогда не расспрашивал меня о моих делах, если я сама не начинала рассказывать что-то. Это было удобно. Это было толерантно по отношению к моему личному пространству. Он знал, что скоро я сама его открою, ему останется только вытереть обувь о коврик и войти.

Через некоторое время мы вышли на большую площадь.

– Ты знаешь, что это за часы? – спросил Борис, когда мы зашли в тень обелиска.

– А, наверное, самые солнечные в мире? – вышли мы снова на солнце. – В Риме солнце даром.

– А может, и самые точные. Площадь Святого Петра, – включил гида Борис. – Сердце Ватикана, оно спокойно, несмотря на египетский обелиск, который вонзил в него Цезарь. Время лечит. По сути, это было самоубийство, тремя годами позже Калигула поплатился жизнью за расточительство. Заговорщики нанесли ему более тридцати ножевых ранений.

– Выходит, Калигула их здесь потерял.

– Похоже, даже отняли. Гоп-стоп средь бела дня, пошел в Колизее в туалет. Мужик, часы снимай! Только тихо, без глупостей. А как Цезарь мог без глупостей? Чувствовал мужик, что времени у него не так много.

– А мы терять не будем, надо поторопиться, не хочу торчать в очереди. Я хочу наверх, на купол, – я взяла Бориса за руку и потянула за собой.

На площади было многолюдно. Сверху за нами приглядывали апостолы. Они, в свою очередь, посмотрели на нас как на мучеников, потому что очередь уже была длиннее, чем всякое ожидание.

Мы встали в хвост на улице, медленно продвигаясь под крышу, под покровительство собора. Рядом со входом дежурили гвардейцы. Они несли службу в форме желто-синих арлекинов, с черным беретом на голове и короткой саблей на поясе.