Д.О.П. (Департамент Особых Проектов) - [81]

И – боль, от которой впору потерять сознание. Но, увы, оно не никак не уходит, не окутывает его спасительной пеленой беспамятства. Беспамятства – или смерти? Он призывал её в отчаянной надежде, ясно, насколько это позволяли накатывающие волны боли, понимая, что вот теперь всё по-настоящему кончено…

Таранный удар бросил их на обочину, фиакр опрокинулся, и обезумевшая лошадь, оборвав постромки, с ржанием кинулась прочь. Виктору не повезло: дверка, возле которой он сидел, отлетела, его выбросило наружу и впечатало в невысокую каменную тумбу, бог весть зачем вкопанную в грунт у края мостовой, после чего ещё и придавило обломками экипажа. Боль пронзила ногу, парализовав всё тело – но не помешала увидеть, как Виктор, склонившись над ним, шарит по карманам сюртука – и срывает шеи заветный мешочек с чёрными бусинами, главное его сокровище.

Он попытался что-то сказать – вышло только невнятное мычание. В ответ прозвучало издевательское: «Прости, Гена, ничего личного. Тебе уже ни к чему…»

Потом минуты (часы? недели?) ожидания милосердного беспамятства. И снова руки, перевернувшие его на спину и бесцеремонно обшарившие уже вывернутые бывшим соратником карманы.

– Ну, что там?

Яша сидел в пыли, прислонившись к колесу паровика и болезненно морщился, баюкая повреждённую руку. При столкновении его, как и Войтюка, выбросило из экипажа и чувствительно приложило о булыжную мостовую.

– Вроде, переломов нет. – ответил я, завершая торопливый осмотр. – Повезло, не то, что этому гаду Войтюку. У него открытый перелом бедра, весь в кровище. Боюсь, как бы здешние коновалы ногу не отняли…

– Да и хрен с ним. – Яша попытался изменить положение, но скривился и охнул от боли. – Поделом вору и мука. А остальные?..

– Удрали. Пока я этого козла вытаскивал – перепрыгнули через ограду и – бегом, палисадниками, между домами. Я хотел, было, рвануть за ними, но тут – вижу, что и ты валяешься на мостовой и стонешь. Нет, думаю, пока я буду за этими козлами скакать по огородам, вы оба тут окочуритесь!

– Как бы кровью не истёк… – озабоченно сказал Яша. Он приподнялся, стараясь разглядеть пленника. – Если сломанная кость разорвала бедренную артерию – долго не протянет. Слушай, договорись с маркизом – пусть отвезёт его в больничку, что ли? Не хватало ещё, чтобы он помер у нас на руках. Пусть хотя бы первую помощь окажут, а там подумаем, куда его забрать…

Я кивнул и пошёл к паровику. Маркиз с озабоченным видом расхаживал вокруг своего агрегата. Машинист-кочегар в клетчатой, подбитой на локтях кожей, куртке, весь перемазанный угольной копотью и машинным маслом, таскался за начальником и что-то успокоительно бормотал, тыча пальцем в узлы механизма.

Услыхав мои шаги, маркиз обернулся.

– Это и есть убийца? – он показал на Войтюка. – Видимо, следует немедленно отвезти его в полицейский участок?

– Нет, не стоит. – Я помотал головой. – Он серьёзно ранен, если не доставить его прямо сейчас к доктору – скорее всего, умрёт. Мой товарищ тоже получил травму, хотя и не такую сильную…

Маркиз сочувственно качал головой, ожидая продолжения.

– Вы не могли бы помочь нам ещё раз? Впрочем… – я сделал паузу, – если это неудобно, так и скажите. Я найду фиакр, и мы избавим вас от своего присутствия.

Маркиз вскинул подбородок, демонстрируя праведное возмущение. Монокль в его левой глазнице (и когда это он успел вставить этот аксессуар?) блеснул.

– Как вам такое в голову могло прийти, мсье? Разве благородный человек и добрый христианин бросит раненых, истекающих кровью людей посреди мостовой, без помощи? Ну, уж нет – грузите обоих, и поехали. Жиль вам поможет.

Он махнул рукой, подзывая механика.

– Тут неподалёку больница для бедных, её содержат монахи из аббатства Сен-Дени. Я слышал, они наловчились складывать переломанные кости и вправлять вывихнутые конечности – богатая практика, сами понимаете…

Я кивнул в знак согласия.

– И вот ещё что, мсье… – маркиз порылся в карманах и протянул дорогую, на с позолоченным обрезом, визитку. – Как я понимаю, этого негодяя будут судить? Буду признателен, если вы дадите мне знать, когда состоится процесс – хочу своими глазами наблюдать, как убийцу несравненной мадмуазель Вероники отправят на гильотину.

Париж,

Июль 1888 года.

Ночь.

– Мои поздравления мадмуазель! – Яшин голос сочился змеиным ядом. – Вас с бароном обнесли какие-то здешние босяки. Вот уж действительно: оставишь на день-другой без присмотра…

Алиса огляделась. Ящики бюро и секретера выдвинуты, их содержимое вывалено на пол. Массивная дверца стоящего в углу сейфа приоткрыта, демонстрируя гнёзда, в которых прячутся толстенные стальные ригели.

– Яков Моисеевич, вы тут давно?

– Пришёл примерно четверть часа назад. – ответил молодой человек. – Ключа у меня не было, да он и не понадобился – портье с коридорным были уже в номере и спорили, кому идти за полицией. Я предложил им свои услуги.

– Они, случайно, не застали грабителей?

Яша развёл руками.

– Увы, нет. Кстати, напрасно я назвал злоумышленников босяками. Такого «медведя»… – он кивнул на распахнутый сейф, – …такого абы кто не сработает, это вам Яша Гершензон говорит, а он в таких делах кое-что смыслит! Шотландская фирма «Каррон», двойные чугунные стенки и дверца с огнеупорными прослойками – нет, мадмуазель, тут побывали не босяки, а народ исключительно серьёзный.