Д’Артаньян из НКВД: Исторические анекдоты - [22]

Может, у Ленина спросить вечером за шахматами? Тем более, что мы просьбу его — иметь в камере собственные сочинения — удовлетворили.

Потом решил этого не делать. Ещё настучит, потом неприятностей не оберёшься. В итоге плюнул я на это дело. Зачем, думаю, мне всё это выяснять? Что мне положено знать, я и так узнаю.

А потом столько всякого понакатило, что я вообще об этом думать забыл. Правда, снова как-то на объекте спросил у опера, не удержался: “А пацан-то этот где, что в тот раз по зоне бегал?". Опер на меня своими холодными глазами смотрит, как перед приведением в исполнение, но улыбается: “Не было никакого пацана, Лукич. Померещилось тебе. Понял?”.

“Понял”, — отвечаю.

Что же тут непонятного? Всё понятно. “Доведёт, думаю, тебя Лукич, твой язык до высшей меры”. Но снова обошлось.

Много лет прошло. Как-то, когда я уже в академии учился, а параллельно выполнял разные деликатные поручения командования, пришлось мне Яшу-повара сталинского допрашивать. Как-то после одного обеда схватило у Сталина живот, и он тут же приказал Яшу арестовать, чтобы выяснить, по чьему приказу тот хотел его отравить.

Начальник мне говорит: “Его по высшей мере оформить хотят. Но ты поработай с ним немного, до “вышака” не доводи. Может, хозяин о нём и забудет. Яша — человек хороший”. Я и сам знал, что Яша не только хороший человек, но главное — наш человек. Тем более, что к нам он попадал уже не первый раз. При Яшином положении при Сталине, можешь себе представить, сколько у него было завистников и врагов, которые постоянно нашёптывали вождю, что Яша хочет его отравить или извести с помощью колдовства.

Нам даже однажды было приказано проверить Яшу на предмет “не колдун ли он”. Методик на этот счёт никаких не существовало, а из старых книг было известно, что иначе, как на дыбе с огнём, колдуна не распознать. Конечно, в те времена электричества не было. Мы запросили Лаврентия Павловича, можно ли с помощью тока распознать колдуна, но пока запрос ходил по инстанциям, Сталин сам к нам позвонил и поинтересовался: “Вы там Яшу моего, часом, не расстреляли?”. “Нет, нет, — говорим, — не волнуйтесь, Иосиф Виссарионович. Жив и здоров Яша ваш… Что прикажете?” “Чтобы завтра в Кремле был и к обязанностям приступил”. Видимо, пока Яша у нас сидел, сам вождь сидел на сухомятке, так как Яше замену никак найти не могли. Никто в мире такие харчо, чанахи или сациви, как наш Яша, делать не умел.

На этот раз приводят Яшу ко мне. Он статный такой был, из себя важный, в кителе и погонах генерал-лейтенанта. Сталин всё обещал сделать Яшу генерал-полковником, но не успел.

— Ну что, — говорю, — Яша, опять ты вождя отравить хотел? Сознавайся! На кого работал?

Обычно мы после такого вопроса вместе посмеивались, но Яша тут смеяться не стал, вздохнул и говорит:

— Скоро всем нам, Лукич, конец. Совсем плох стал Иосиф Виссарионович. Завещание пишет. Поскрёбышева посадил, диктовать некому, а сам долго писать устаёт. Вызвал меня. Говорит: “Яков, пиши, я тебе диктовать буду”. А я-то по-русски совсем плохо пишу. И спрашиваю: “По-грузински можно, Иосиф Виссарионович?”. “Нет, — отвечает он, — нельзя по-грузински. Потому как буду диктовать тебе, Яков, своё завещание”. “Да что же вы, — говорю, — Иосиф Виссарионович, помирать никак собрались? Завещание-то зачем?”. “Помирать — не помирать, — нахмурился Иосиф Виссарионович, — а нужно подумать о переходе власти в новое русло. А то получится, как с Ильичём. Пропал и никаких указаний дать не успел. Хорошо, что я на месте оказался. А если бы меня не было?”. И диктует мне: “Пиши: страница 4. Написал? Пиши дальше: таким образом, является законным наследником правящей династии и моей семьи, а потому должен короноваться, согласно традиции и соответствующего решения ЦК ВКП(б) в Успенском соборе Кремля, становясь одновременно Императором Всероссийским и Генеральным секретарём партии. С новой строки”. Я на него удивлённые глаза поднимаю, и чёрт меня дёрнул спросить: “Кого это вы, Иосиф Виссарионович, императором хотите назначить? Не Кагановича ли часом?”. Он трубку потухшую пососал и спокойно так говорит: “Не русский ты, Яша, человек. И нас, русских, тебе, нацмену, не понять… Иди вон. Я сам буду писать”. А среди ночи за мной пришли и на Лубянку отправили. Меня аж пот прошиб.

— Нет, — говорю я, — Яков, не буду я твой бред протоколировать… А то потом беды не оберёшься. Сейчас машину вызову и отправлю тебя на дачу Лаврентия Павловича. Живи там, пока хозяину снова не захочется харчо покушать.

Иду к своему начальнику, тому, что меня из академии вызвал Яшу допрашивать, а он кабинет из угла в угол нервным шагом измеряет.

— Ну, что он тебе сказал? — спрашивает. — Про коронацию говорил?

Я ему докладываю, что от Яши узнал.

— Я так понимаю, — мрачно говорит начальник, — что хочет товарищ Сталин стать на старости лет императором. Потому и затеял эту кампанию по борьбе с безродным космополитизмом. Задумка хорошая: соединить русский национализм с учением Маркса и Христа. А до этого всех членов Политбюро расстрелять от греха подальше.

— Зачем? — удивляюсь я, — они и не пикнут. Что прикажут, то и сделают.