Цзацзуань. Изречения китайских писателей IX-XIX вв. - [2]
молодая жена — у старика мужа;
провалившийся на столичных экзаменах сюцай — в столице;
красивая служанка — у ревнивой хозяйки.
Здесь всего в нескольких строках затрагиваются н взаимоотношения между членами семьи, между хозяином и прислугой, и система государственных экзаменов, и явления природы. Такая пестрота, быстрая смена мотивов, их разноплановость, создающая впечатление бессистемности и беспорядочности, на самом деле являются преднамеренным композиционным принципом и одной из отличительных особенностей жанра. В этом смысле к любому из собраний цзацзуань могло бы подойти образное название «непричесанные мысли», которым так удачно озаглавил свои афоризмы польский писатель Ст. Е. Лец.[2]
Графическая форма цзацзуань, особое расположение строк — это не простое техническое средство. Оно используется, чтобы подчеркнуть те своеобразные художественные приемы, к которым прибегают авторы цзацзуань.
Уже из приведенных переводов нескольких групп изречений видно, что заголовок-тема не повторяется в каждом афоризме, хотя, как правило, он синтаксически связан с каждой строкой и только с ней образует одну законченную мысль, одно изречение. В большинстве случаев слова-заголовки, в соответствии с законами китайской грамматики, не являются начальными словами каждого изречения. Таким образом, мы имеем дело с оригинальным художественным приемом — постоянной инверсией. С помощью этого приема рельефно выделяется высказанная мысль, новый мотив. А обособление каждого перечисления в самостоятельную строку подчеркивает резкость смены мотивов внутри данной группы цзацзуань, их независимость друг от друга.
В то же время эта форма имеет существенное значение в художественном восприятии; она дает зрительное указание: группу цзацзуань следует читать, выделяя каждое отдельное изречение и соблюдая определенный ритмический принцип.
Цзацзуань, как правило, отличает строгий параллелизм синтаксической организации в строках каждой отдельно взятой группы. При лаконичности самих цзацзуань этот параллелизм дополняет ощущение ритмичности, вызываемое графическим расположением материала, указывает на определенную интонационную мелодию при чтении каждого изречения, делает его более образным и легко запоминающимся. Возьмем для примера одну из групп собрания цзацзуань Ли Шан-иня.
He пренебрегаешь:
грубой пищей — если голоден;
заезженной клячей — когда идешь пешком;
возможностью отдохнуть — в долгом пути;
холодным отваром — когда хочешь пить;
простой лодкой — если спешишь переправиться;
жалкой лачугой — когда хлещет дождь.
Структурные особенности цзацзуань, своеобразную организацию материала в этих изречениях можно более четко представить, если, например, ту же группу изречений Ли Шан-иня воспроизвести в оригинале (пользуясь русской транскрипцией китайских слов):
Бу сянь:
цзи/[3] дэ цу ши;
ту син/ дэ ле ма;
сия цзю/ дэ цзоцы;
кэ/ инь лэн цзян;
син цзи/ дэ сяо чуань;
юй юй/ дэ сяо у.
Во всех шести строках одно и то же синтаксическое построение; в качестве сказуемого в пяти случаях используется один и тот же глагол «дэ» («получить:», «раздобыть», «напасть на» и т. п.) и в одном случае — глагол «инь» («пить»), который в данном контексте вполне может быть заменен тем же глаголом «дэ»; цезура во всех строках — перед сказуемым. В китайском оригинале изречения предельно лаконичны: каждое содержит четыре или пять слов (чего не всегда удается достичь в переводе).
Приведенных примеров достаточно, чтобы убедиться в том, что мы имеем дело с прозой малых форм, которой в то же время свойственны определенный лирический настрой, определенное сходство с поэтическими жанрами: характер изображается не через сюжет, а через отдельные поступки, настроения; в цзацзуань присутствует достаточно строгая внутренняя ритмика, неизменная графическая форма.
Если нужно было бы дать заглавие цзацзуань того или иного автора, то, пожалуй, каждое из собраний можно было бы назвать «Набросками из повседневной жизни» или «Размышлениями о будничном», потому что именно будничная жизнь простых людей составляет их главное содержание.
Цзацзуань, несомненно, писались авторами, принадлежащими к кругам образованной китайской интеллигенции. Поэтому вполне естественно, что в этих изречениях порой с иронией говорится о людях, которые не разбираются в поэзии, неверно пишут иероглифы, берутся судить о литературном творчестве, не имея на то никаких данных, или автор сетует, например, что на пир ученых явился простолюдин и нарушил общее веселье. Однако эти произведения не имеют ничего общего с философскими заметками кабинетных ученых. Здесь жизнь отражена такой, какой ее можно было видеть в доме простого крестьянина, в уездном управлении, на рынке, на улицах и переулках маленького городка. Эту особенность цзацзуань подчеркивали сами их авторы. Так, Хуан Юнь-цзяо, оценивая в нескольких словах цзацзуань Ли Шан-иня, писал: «Ли Шан-инь на основе того, что можно было услышать в переулках, написал забавные шутки…».
Перед читателем возникает целая серия картин, быстро сменяющихся, отражающих психологию людей, быт, этические нормы своего времени. Некоторые из этих картин воспринимаются как маленькие жизненные сценки, как фрагменты большого полотна жанровой живописи: муж, отчитывающий по настоянию ревнивой жены любимую служанку; убогое пиршество нищих; чиновник, в жаркий день плетущийся встречать высокое начальство, и т. д. и т. п.
«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.