Цыганский роман (повести и рассказы) - [8]

Он заблудился. Солнце сквозь облачность просвечивало - знать бы только, с какой стороны оно было вначале. Крупных ориентиров здесь не было, а мелкие - не запомнил. Машины приезжали и уезжали, бульдозеры тоже перемещались (отчего-то, кстати, казалось, что внутри там никого нет). Свалка полого возвышалась, он пошел вверх. Окрестности оттуда оказались видны хорошо: свалка, лес, окружавший ее со всех сторон, трубы, дымящие за лесом, канава, тропинка через луг, переправа через болото - там видны были волокущие свои находки. Над свалкой интенсивно перемещались птицы разных видов и сортов, каждая стая держалась в своей плоскости, проницая одна другую, не сталкиваясь: белые, черные, в крапинку и полоску, разнообразные от разнообразного питания: среди них были, вероятно, и пенопластно-железные, и цельнометаллические с эбонитовыми клювами, и птицы с дощатыми, ржаво скрипящими крыльями, прикрепленными к туловищу дверными петлями. Следовало, пожалуй, отыскать что-нибудь себе на память, некрупное, с двойным смыслом, какой-нибудь ключ, что ли, понеобычнее, судьба которому на свалку возвратиться. Носить ключ всегда при себе, чтобы ощущать, как с каждым годом все более натягиваются почти резиновые нити, которые тянут, волокут его обратно в кучу, откуда он был взят; как, наконец, со свистом - прорвав карман, разбив стекло в квартире - тот вернется сюда, в место, где живет небытие, - такая вот планетарность мыслей и взгляда посетила стоящего на мусорной вершине А.

Наметив и приблизительно запомнив дорогу, он пошел вниз. Устал, предвкушал душ или - лучше - ванну, за дорогой не следил, воспринимая в этом измельченном мире все по отдельности: очередного старателя, скопление длинной, завивающейся по ветру стружки, кассовый аппарат, окаменелые гранулы лиловых удобрений; опять, похоже, заплутал. Подниматься еще раз - не хотелось, и он наудачу побрел в сторону кромки леса, рассчитывая потом просто пойти вдоль канавы - пока не наткнется на переправу. Очередной раз взглянув под ноги, он оторопел: здесь, вокруг, шуршали, перекатывались, на краткое время вспархивали бумаги. Под ногами был толстый слой листков, клочков, вырванных страниц, рассроченных папок, сморщенных, ржавых бумаг.

Но клочки и листки оказывались содержания самого убогого: квитанции, рецепты, билеты, программки, бланки школы старших пионервожатых, инструкции к полотерам, пустые анкеты, все - грязное. Постепенно, однако, бумаги делались осмысленнее: под ноги полезли газетные листы, допотопные иллюстрированные журналы, появились тут и люди, которые, пристроившись на кучах макулатуры, разглядывали розовых работниц в дебелых одеждах, кукурузу - царицу абстракционистов и стиляг... Хотя и виднелись следы поджогов, огонь всю эту массу не брал - сырость мешала.

Час он проползал на карачках, листая то и это, замарался по уши. Увы любопытно и только. Начал накрапывать дождик. А. встал, отряхнулся и пошел было своей дорогой, как вдруг почва ушла из-под ног, и он поехал на спине куда-то вниз, подпрыгивая на трамплинчиках, разворашивая, взметая макулатуру, наконец выехал на ровное место и толчком затормозился.

- А аккуратнее? Нельзя? - чуть раздраженно спросил его человек, оказавшийся на пути. - Вот ведь что натворили. - Он показал книжку, треснувшую по корешку.

- А?! Что такое? Где я?

- Где... На свалке. Ваше счастье, что на меня наткнулись.

Да, дальше можно было лететь и лететь: метров на ... нет, сверху не скажешь, вниз - книжными ступенями - уходил почти что шахтный ствол. На ярусах люди ковырялись в развалах.

- Петя, - представился человек и, когда А. назвался в ответ, спросил поесть ничего не найдется? Нет? Ну, не беда, мы одного отрядили, должен скоро принести. А закурить?

Сигареты у А. были. Оба, присев на сложенную из юридических томов завалинку, закурили. Почуя дымок, вверх поползли остальные старатели. Пачку распатронили, сигарет было немного - передавали по кругу.

- Вы тут что, с весны сидите? - шутливо осведомился А. - Что без курева?

- Да кто там помнит, с весны, не с весны... - рассеянно отвечал Петя. Курево приносят, неувязочка просто сегодня. Домой идешь - берешь книги, обратно - с куревом. Осень скоро, дождь, - он вздохнул, - а на следующий год, говорят, дорогу подведут, и все это на бумажную фабрику отправят.

Люди здесь - медленно доходило до А. - находились явно не с сегодняшнего утра: в потертой, грязноватой одежде, небритые, здоровьем не пышущие, со впалыми глазами. Поболтав немного, народец потек вниз, по местам, передавая сигареты кому-то там еще в глубине. Здесь же, метрах в десяти от верхнего края, была база, что ли, - с помощью позаимствованных на свалке досок в книжных стенах были устроены пещеры, где лежали сумки, одежда, стопки отобранных книг. А. пробежал взглядом по корешкам, и ноги его подкосились: "Господи, - произнес он с дрожью в голосе, - и это все так тут и лежит?!."

- Да там много еще что лежит, - спокойно сказал собеседник, отчищавший, приводя в мало-мальски сносный вид книги из груды перед ним, - спуститесь, увидите.

Дна колодца как видно не было, так и - по мере спуска - видно не стало; давление на слои возрастало, просто так выдернуть приглянувшуюся книгу невозможно, требовались раскопки по всему ярусу. Колодец, похоже, уходил до центра земли, и книги чем дальше - тем более спрессовывались, переходя в какое-то иное агрегатное состояние: без огня обугливаясь, становясь твердыми, почти минералами с антрацитным блеском среза страниц. Спускаясь, он наткнулся на парня, с которым где-то уже встречался. Они кивнули друг другу. "Витя, - напомнил тот, разрешая неловкость, - ну привет".