Цыганочка, ваш выход! - [72]
– Не положено. – Неожиданно лицо Беркуло стало растерянным. – Ой… Глоссик! А я же к твоей матери в Одессе заходил! И сказал, что тебя уже… Ой… как же теперь-то?..
– Та тю! – отмахнулся Глоссик. – Ей с четырнадцатого году про меня такое все, кому не лень, рассказывают! Уж привыкла, не сильно расстраивается…
– Может, поедешь всё-таки к матери-то? – всё ещё не мог успокоиться Беркуло. – Пусть обрадуется! Она одна сейчас в Одессе, голодуха там…
– Та сейчас! Я от ней всю жисть слухаю, что, мол, будь проклят тот песочек на Ланжероне, где мне тебя, босяк, заделали! – от души расхохотался Глоссик. – Не… Я вот на тебя полюбуюсь – и до Новочеркасска, дело у нас с корешками там.
Только сейчас Беркуло заметил остальных: ещё трое человек сидели возле костра, негромко переговариваясь и поглядывая на цыган. Двое из них, в серой, грязной солдатской форме, в выгоревших фуражках без кокард, показались Беркуло не то демобилизованными казаками, не то просто дезертирами. Но, взглянув на тёмно-смуглое, перерезанное рваным шрамом, жёсткое лицо третьего гостя, Беркуло сразу же понял, что это тоже цыган. На вид ему было около тридцати. Карман куртки недвусмысленно топырился. Поймав взгляд Беркуло, цыган усмехнулся краем губ. Усмешка была неприятной.
– Ту романо щяв, вере? Со ромендар сан?[53] – наугад спросил Беркуло.
Незнакомец ответил не сразу, и на какой-то миг Беркуло даже показалось, что он ошибся и перед ним всё же гаджо. Он был уже готов извиниться, когда гость отрывисто сказал:
– Русско ром, прохарэнгиро. Мэ Мардо. Шундян?[54]
– Слышал про тебя, – помолчав, сказал Беркуло. До него действительно доходили слухи об этом цыгане, который не жил при таборе и предпочитал иметь дела с русскими ворами, приняв блатной закон. То, что Мардо появился здесь в компании Глоссика и беглых солдат, только подтверждало его репутацию.
– Что ж, живы будем – не помрём! – усмехнулся Беркуло и жестом пригласил гостей к костру, возле которого уже суетились, собирая ужин, женщины. – Садитесь, дорогие, поснедаем что там бог послал, выпьем! Кежа, ну, долго там ещё?!
За ужином засиделись допоздна. Съели всё, что наварили женщины, выпили две бутылки кислого вина. Гости пили осторожно, Беркуло знал эту привычку воров и не настаивал, тем более что напиваться допьяна было особенно и нечем. Глоссик внимательно слушал историю о зимовке Беркуло на хуторе, о том, как в степи его чуть не застрелил «бешеный дядька», и о том, как его подобрал табор русских цыган.
– Смолякоскирэ какие-то, не знаю их, – закончил рассказ Беркуло и покосился на Мардо. – Не родня тебе?
– Может, и родня, кто их знает… – зевнул тот, отворачиваясь.
И больше Беркуло ничего спросить не успел, потому что чуть поодаль, у своего шатра, вполголоса запела Кежа.
Когда-то она пела лучше всех в таборе, Беркуло любил слушать её голос – несильный, незвонкий, срывающийся на высоких нотах, но ведущий мелодию песни чисто и правильно. Любил он и эту песню её – старую, на молдавском языке, которую пела ещё бабка Беркуло: про красный цветочек на краю обрыва. Но сейчас ему казалось, что голос Кежи постарел так же, как и она сама. Кежа, словно почувствовав это, не допела до конца, завела другую – и у Беркуло мороз пробежал по спине с первых же нот. Песня была не кишинёвской:
Цыгане примолкли, многие подошли ближе, и Беркуло видел – никто из них не знает этой песни. Никто, кроме него.
– Это наши так поют, – вдруг послышался негромкий голос Мардо, и Беркуло вздрогнул от неожиданности.
– Ваши цыгане, брат? Русские?
– Ну да. – Мардо помолчал ещё немного, прикрыв глаза и словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, и на жёсткое лицо его упала тень. А чуть погодя он, не открывая глаз, вдруг подтянул Кеже, и неожиданно сильный голос его разом покрыл весь табор, заглушив восхищённый шёпот кишинёвцев:
Беркуло едва успел отодвинуться от света костра: боль, непрошедшая, страшная, дёрнула за сердце. Ох, как Симка пела эту песню!.. Откуда только Кежа взяла её, у какой цыганки подслушала, на каком базаре?.. Беркуло сглотнул комок, вставший в горле, попросил про себя: господи, да хватит уже, избавь наконец… Нет этой девочки с ним, нет и не будет, так зачем же душу выматывать? А два голоса всё вели, переплетаясь, долгую песню, и видно было, что Мардо нарочно придерживает свой голос, чтобы слышно было и Кежу, а та, чувствуя эту поддержку, поёт всё увереннее и звонче.
Песня кончилась, и над маленьким табором повисла тишина. Кежа молча спрятала лицо в ладони, затем поднялась и медленным старушечьим шагом ушла в глубь своего шатра.
– До сих пор по мужу убивается, – словно извиняясь за неё, вполголоса сказал Илько и сразу, улыбнувшись во весь рот, повернулся к Мардо. – А ты, брат, молодец, вон как спел – нашу Кежу едва слышно было! Настоящего цыгана сразу видать!
Мардо усмехнулся – невесело, не отводя взгляда от костра. Вполголоса сказал:
– Извините, ромалэ, спать хочу. Хорошо с вами сидеть, но устал…
Беркуло кивнул, отодвинулся от края шатра, жестом приглашая гостя внутрь, но Мардо, таким же жестом отказавшись, лёг прямо в траву у огня. И, взглянув в сторону, Беркуло увидел, что и Глоссик уже заснул, и лицо его, чуть освещённое светом гаснущих углей, кажется совсем молодым. Рядом спали и солдаты, и одна из цыганок, ворча, подсовывала им под головы подушки.
Ссыльный дворянин Михаил Иверзнев безответно влюблен в каторжанку Устинью, что помогала ему в заводской больнице. И вот Устинья бежала – а вместе с ней ее муж, его брат и дети. След беглецов затерялся… Неужели они пропали в зимней тайге? Сердце доктора разбито. Он не замечает, как всё крепче влюбляется в него дочь начальника завода – юная Наташа. И лишь появление на заводе знаменитого варшавского мятежника Стрежинского заставляет Михаила другими глазами посмотреть на робкую, деликатную барышню…
Ох как тяжела доля сироты-бесприданницы, даже если ты графская дочь! Софья Грешнева сполна хлебнула горя: в уплату карточного долга родной брат продал ее заезжему купцу. Чтобы избежать позора, девушка бросилась к реке топиться, и в последний момент ее спас… подручный купца, благородный Владимир. Он помог Софье бежать, он влюбился и планировал жениться на юной красавице, но судьба и злые люди делали все, чтобы помешать этому…
Они горячо влюблены в Устинью – ссыльный дворянин Михаил Иверзнев и уважаемый всеми крестьянин Антип Силин… А она не на жизнь, а на смерть любит своего непутевого Ефима, с которым обвенчалась по дороге в Сибирь. Нет ему покоя: то, сгорая от ревности к жене, он изменяет ей с гулящей Жанеткой, а то и вовсе ударяется в бега, и Устинье приходится умолять суровое начальство не объявлять его в розыск…
Больше года прошло после отмены крепостного права в Российской империи, но на иркутском каторжном заводе – всё по-прежнему. Жёсткое, бесчеловечное управление нового начальства делают положение каторжан невыносимым. На заводе зреет бунт. Заводская фельдшерица Устинья днём и ночью тревожится и за мужа – вспыльчивого, несдержанного на язык Ефима, и за доктора Иверзнева – ссыльного студента-медика. Устинья знает, что Иверзнев любит её, и всеми силами старается оградить его от беды. А внимание начальника тем временем привлекает красавица-каторжанка Василиса, сосланная за убийства и разбой.
Крепостная девушка Устинья, внучка знахарки, не по-бабьи умна, пусть и не первая красавица. И хоть семья её – беднее некуда, но именно Устю сватает сын старосты Прокопа Силина, а брат жениха сохнет по ней. Или она и впрямь ведьма, как считают завистницы? Так или иначе, но в неурожае, голоде и прочих бедах винят именно её. И быть бы ей убитой разъярённой толпой, если бы не подоспели Силины. Однако теперь девушке грозит наказание хуже смерти – управляющая имением, перед которой она провинилась, не знает пощады.
Разлука… Это слово прочно вошло в жизнь сестер Грешневых. Они привыкли к одиночеству, к вечной тревоге друг за друга. У них больше нет дома, нет близких.Как странно складывается судьба!Анна становится содержанкой. Катерина влюбляется без памяти в известного в Одессе вора Валета и начинает «работать» с ним, причем едва ли не превосходит своего подельника в мастерстве и виртуозности.И лишь Софье, кажется, хоть немного повезло. Она выходит на сцену, ее талант признан. Музыка – единственное, что у нее осталось.
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…
Илья никогда не был верным мужем, но Настя каждый раз его прощала – знала, что он любит ее и никогда не бросит детей. Но его увлечение Маргиткой, подругой дочери, было похоже на болезнь. Настя не стала его удерживать, да и вряд ли это было бы возможно – Илья словно потерял рассудок.Настя по-прежнему красива, на нее заглядываются мужчины, князь Сбежнев опять, как когда-то в молодости, сделал ей предложение. Тогда она отказала князю, сбежала с Ильей. Может быть, теперь пришло время согласиться, забыть о бедности, трудной жизни в таборе?Никто не сомневается, что она станет княгиней.
Семья Грешневых всегда была предметом пересудов уездных кумушек. Еще бы: генерал Грешнев привез с Кавказа красавицу черкешенку Фатиму и поселил ее у себя в доме. Она родила ему сына и трех дочерей, таких же ослепительно красивых, как сама. А потом ее нашли в реке, генерала – в собственной спальне с ножом в горле. С тех пор Грешневых словно кто-то проклял: беды валились на них одна за другой. Анна, Софья, Катерина… Как же молодым графиням избавиться от родового проклятья? Ведь они ни в чем не виноваты…Ранее книга издавалась под названием «Мы странно встретились».
Жизнь в цыганском таборе жестока и не терпит слабых. Но именно табор стал домом для красавицы-княжны Мери, бежавшей из родных мест после убийства родителей. Спасая свою жизнь, Мери не знала, что сердце она уже никогда не спасет. Невозможная, губительная любовь к цыгану Сене меняет ее до неузнаваемости, и даже разлука не способна убить надежду увидеть возлюбленного еще раз.Цыганка Дина ненавидит жизнь в таборе и, влюбившись в чужака, мечтает убежать с ним. Но после вестей о смерти любимого вынуждена выйти замуж за другого.Две подруги, две судьбы, такие одинаковые и такие разные.
Юная цыганка Дина и грузинский князь Зураб Дадешкелиани полюбили друг друга. Она не может признаться, что стала невенчаной женой князя – законы в таборе суровые. Он тоже не может представить Дину родным – они никогда не признают этот неравный брак.Их первая ночь была последней – Первая мировая в самом разгаре, Зураб уезжает на фронт, и вскоре приходит страшное известие – он погиб.Как жить Дине? Сердце подсказывает ей, что любимый жив, он не может умереть, не может оставить ее одну…