Не успел он охапку набрать, Газиза выскочила из двери и крикнула:
— Папа, ты своей лошади все скормишь, а козу я нем буду кормить?
— Ладно, дочка, не жадничай. Хватит твоей козе. Да и трава вот-вот подрастет. Я до конюшни никак не доберусь. Народу-то на улицах сколько! А сена я тебе привезу, не бойся. Теперь не байское сено, а народное. Народ в долгу не останется. Ступай домой. Скажи маме, пусть самовар поставит…
Когда Хусаин вошел в комнату, Газиза уже сидела на нарах и раскладывала разноцветные бумажки, которые она, так же как и Матали, так же как и все ребята в тот день, подобрала на улицах: красную к красной, желтую к желтой, голубую к голубой…
— Это что у тебя, дочка? — спросил Хусаин.
— А это, папа, с аэроплана кидали. Листовки это.
— Ну-ка, ну-ка посмотрим. — Хусаин присел на нары рядом с Газизой. — Да ты и прочитай заодно, что хоть там пишут?
— «Да здравствует всемирный праздник трудящихся — Первое мая!!!» — прочитала Газиза на красной бумажке и взяла зеленую. — А здесь так: «Да здравствует дружба рабочих и крестьян. Долой буржуазию!» А на желтенькой так написано: «Фабрики и заводы рабочим. Землю — крестьянам!»
Хусаин слушал, поглаживая усы, и чем дольше слушал, тем светлее становилось его лицо.
— Ну-ка, дочка, прочитай еще разок, — сказал он и, когда Газиза закончила чтение, собрал бумажки, подержал их в руке, словно взвешивая, и сказал не без гордости: — Хусаин пустые слова возить не станет.
Газиза уставилась на отца, не понимая, что он хочет сказать.
— Это с аэроплана, папа. Я же сказала, — пояснила она.
— Ну и что же, что с аэроплана. А на аэроплан кто возил? Хусаин возил. Вот так, дочка…
Хусаин не хвастался. Он действительно рано утром отвез листовки на аэродром.
Когда пала Забулакская республика, Хусаина взяли на работу в городскую типографию. На байском экипаже он развозил по городу газеты. Приходилось иной раз и седоков возить, только седоки эти были совсем не такие, как бай Гильметдин и его родня. Посмотришь — рабочий, такой же, как сам Хусаин, разве помоложе только да пограмотнее. А по делам — большой человек: редактор! Сядет в коляску, скажет: «Товарищ Хусаин, мне бы поскорее на пристань». Привезешь его, спросишь: «Ждать?» — «Нет, — скажет, — зачем, назад я пешком…» Большие люди, а простые.
И конь достался Хусаину исправный. Тот самый жеребец, которого запрягал Хусаин для бая Гильметдина. Хусаин его, как старого друга встретил: и чистил, и холил его, и кормить старался получше. Конь еще резвый был. Хусаин рядом с ним и сам вроде помолодел. Да и то сказать: на козлах сидеть — не то что с колотушкой ходить вдоль байского забора.
Перед праздником много было работы. Хусаин только к вечеру поставил коня в конюшню. Пока чистил коня, пока кормил, и совсем стемнело, а тут ему принесли большой сверток и сказали:
— Товарищ Хусаин, эти листовки завтра пораньше нужно на аэродром отвезти. Знаешь, где аэродром?
— Как не знать, знаю, конечно, — сказал Хусаин, — отвезу.
Вот так и случилось, что Хусаин повез листовки на аэродром. А на обратном пути его захлестнула толпа, и он только к вечеру добрался домой.
Наутро погода испортилась. Задул холодный ветер, небо обложило тучами. Газиза еще не знала, чем заняться в этот пасмурный день. Фатыйха вскипятила самовар, накрыла на стол. Газиза, сидевшая поближе к окну, взяла свою чашку, но тут же поставила на стол и бросилась к двери.
— Ханифа пришла, — крикнула она радостно, — и Закира тоже пришла!
Девочки обнялись, перемигнулись, и, пока Закира здоровалась с дедушкой и с бабушкой, пока Фатыйха гладила ее по голове и хлопала по спине и желала внучке счастья и долгой жизни и здоровья, Газиза сгорала от нетерпения. Столько нужно было рассказать Закире, столько нужно было узнать от нее! Ведь почти три месяца они не виделись, а за эти три месяца много разных событий произошло на белом свете.
— Ты ночевать у нас останешься? — спросила Газиза, когда бабушка отпустила наконец Закиру.
— Нет. Мама сказала, что вечером пойдем домой.
— Ой, жалко! А то бы с нами пошла.
— Куда?
— В университет.
— Куда? — переспросила Закира.
— В университет. Туда, где Ленин учился. Понятно? Нас тетя Тагира завтра туда поведет.
— И я с вами.
— Да ты же говоришь, что ночевать домой пойдешь.
— Никуда я не пойду. Мама, я у бабушки ночевать останусь. Ладно? — спросила Закира.
— Да кто же тебя приглашал-то? — ответила Ханифа. — Это не у меня, это у бабушки нужно спрашивать.
— Бабушка… — только и успела сказать Закира, как Фатыйха перебила ее:
— Ночуй, ночуй, внучка. Соскучились вы с Газизой. Вот уж вечером наговоритесь, отведете душу. А сейчас садитесь попейте чаю, оденьтесь потеплее да бегите на улицу. Чего дома-то сидеть? Вон весь народ на улице.
Наскоро выпив по чашке чаю, девочки выбежали во двор. Газиза слазила на сеновал, достала охапку сена, бросила козе и выскочила на улицу. Закира выбежала следом, и, взявшись за руки, девочки помчались к озеру Кабан навестить Гапсаттара.
Они пробежали по саду, подбежали к дому, в котором теперь жил Совенок, кинулись к двери, а Совенка нет. Только его братишки, измазанные землей и песком, несмотря на холод, играли за домом.
