…Мать Гапсаттара всю жизнь провела в работе. Она и теперь не сидела сложа руки.
Дружинники с зелеными повязками отрезали Забулакскую республику от советской Казани и уже начинали наводить тут свои порядки. Белья из казарм больше не привозили, не привозили ни дров, ни хлеба.
«Хорошо еще, что из квартиры пока не гонят, — думала мать Гапсаттара, с утра до вечера сидя за прялкой. — Хорошо, что руки есть: досыта не наедимся, а с голоду тоже не помрем. Прялка накормит».
Младшие ребята возились прямо перед окном. И пусть возятся. Хуже, если придут домой и начнут хныкать: «Мама, мы есть хотим!»
Сегодня-то, слава аллаху, есть, чем набить животы. В печке стоит чугунок с пшенной кашей. Да вот Гапсаттар что-то задержался, а без него как начинать ужин?
Гапсаттар — помощник. Гапсаттар — вся надежда семьи. Вот еще немножко подрастет и поможет матери поставить братишек на ноги. Только где же он задержался так долго? Ну да ничего, подождут братишки. Только бы ничего худого не случилось с мальчиком. Только был бы жив и здоров…
Тут дверь открылась, и вошел Гапсаттар, сияющий, как солнце, окруженный со всех сторон братишками.
— Где же ты так долго пропадал, сынок? — сказала мать с укором.
Гапсаттар хотел рассказать, где он был, что он видел, что делал, но братья не дали ему и рта раскрыть. Один схватил его шапку и надел на себя, другой повис на шее, третий стал помогать снимать бешмет.
— Сколько раз тебе говорила, — сказала мать, — не бросай одежду, повесь на гвоздик, — и, взяв брошенный на нары бешмет, сама повесила его на место.
Потом она достала из печки чугун и стала накладывать в миску жидкую пшенную кашу. И такой вкусный запах разнесся по комнате, что ребята сразу вскочили, расселись за столом и, вооружившись облупленными деревянными ложками, сразу замолчали.
Мать поставила миску на стол и прошептала молитву.
— Кушайте, дети, — сказала она.
Повторять приглашение не пришлось. Ложки ребят замелькали над столом, и каша в миске стала быстро убывать.
Один Гапсаттар ел лениво. Перед его глазами все еще стояла площадь, полная народу, Юсуф в своих начищенных сапогах, Исхак, смело бросавший слова в шумящее море толпы… У Гапсаттара чесался язык рассказать матери обо всем этом, но мать с малых лет приучила их есть молча.
И все-таки Гапсаттар не выдержал.
— Мама, а я сегодня видел дядю Исхака, — сказал он.
— Дай бог ему здоровья, — сказала мать, но расспрашивать ни о чем не стала.
Вот уже неделя, как Галия поссорилась с Газизой. Она не разговаривает с подругой, и в школу ходит одна, и место поменяла — села по другую сторону от Гапсаттара.
Сначала Газиза держалась, делала вид, будто и не замечает этого, но сегодня не выдержала.
— Ты что, обиделась, что ли? — спросила она.
— Конечно, обиделась. Ты же меня посреди улицы бросила, помнишь, когда за керосином ходили?
— Бросила? Да ты знаешь… — сказала Газиза и осеклась.
Она хотела рассказать, почему в тот раз, забыв обо всем на свете, она побежала к тете Тагире. Хотела напомнить, что как раз в ту самую минуту, когда Галия прибежала с бутылкой из-под керосина, дружинники забрали дядю Исхака. Но тут она вспомнила, что тетя Тагира строго-настрого наказала никому не рассказывать о том, что они с Гапсаттаром были тогда у нее и о том, какое важное дали им поручение и обо всем, что было после того дня…
А с того дня много чего было! Газиза и Гапсаттар вот уже две недели чуть не каждый вечер уходят за Булак распространять листовки. У них уже и знакомые завелись среди дружинников, и попривыкли они к этому делу. Они уже не сунут листовку кому не надо. Они уже знают, как надо ходить по улицам, чтобы за ними не увязались, не поймали их во время этих опасных прогулок. Тетя Тагира всему их научила.
И рада бы Газиза рассказать обо всем этом подружке, да разве расскажешь? Это же тайна! Расскажешь, а Галия сболтнет по простоте. Сегодня одной Галие расскажешь, а завтра вся школа будет знать. И Саиджан узнает, и его мамочка. А тогда Тагиру тут же вызовут в приходский совет. Да хорошо еще, если просто прогонят из школы, а то и посадить могут… Так что, пожалуй, и лучше, что Галия не разговаривает с ней.
А Галия страдает. Она чувствует, что лучшая подруга что-то скрывает от нее. Она видит, как Газиза каждый вечер, как только отец уйдет на работу, выбегает из дома и бежит, оглядываясь… А куда бежит? Да разве она скажет! Самой побежать за ней — все равно не догонишь. Да и мама не пустит так поздно… У них после вечерней молитвы дом на замке. И, хочешь не хочешь, сиди у окна да гляди на грязные лужи, разлившиеся по двору.
Вот и сегодня: только прошел Хусаин, дверь приоткрылась, Газиза высунула голову, огляделась — во дворе нет никого — и сразу бегом к калитке.
«Вот, — подумала Галия, — Хусаин ни за что не отпустил бы ее так поздно. А ей и здесь повезло: он сам теперь по ночам работает. А Фатыйха, та куда хочешь пустит дочку, не то что их мама…»
Пока Галия размышляла о своей невеселой жизни, калитка снова скрипнула, и во двор вбежала Закира.
«Ну вот, еще одна счастливица, — подумала Галия, — и эту куда угодно пускают, хоть днем, хоть ночью… Убежать, что ли, из дому? А куда убежишь?»
