Цветы осени - [28]

* * *

Умерла она все-таки в больнице. Колокольный звон разрывает туман хмурого утра. Жюльетта складывает листочек с печальным признанием в самолетик и запускает его навстречу венецианскому восходу.

Анна еще спит. Пьер вышел за газетами — как только он бросил работу, пресса стала для него своего рода наркотиком. Джульетта уже хлопочет по дому. Она содержит квартиру в таком идеальном порядке, что Жюльетте совершенно нечем себя занять. Итальянка даже оторвавшиеся пуговицы ухитряется пришить прежде, чем Жюльетта заметит их исчезновение.

Этим утром нет женщины наряднее Жюльетты. Она прохаживается перед зеркальной дверцей шкафа, поправляет прическу, разглаживает морщинку, проверяет, не испачкала ли помадой складки у рта. В ее странном танце нет и намека на кокетство — только глубокая скука женщины, которая ждет.

Окончательно уверившись в том, что Жюльетта не уедет, Пьер стал экономнее в выражении чувств. Теперь они тратят три-четыре дня на то, что в самом начале успевали сделать за несколько часов. Он даже нежность проявляет реже: когда женщина завоевана, можно особенно не усердствовать. Они не спят вместе. Ночью Жюльетта боится оставлять Анну одну, а днем присутствие в доме вездесущей Джульетты не позволяет их старым телам познать друг друга.

Мне не следует так наклоняться. Стоит на мгновение отвлечься — и я шмякнусь вниз, как бретонский блинчик. Куда подевался Пьер? Газетный киоск совсем рядом с домом. Он не торопится! Продолжает вести свою маленькую спокойную жизнь, пока я сижу тут взаперти с Джульеттой, которая все время за мной шпионит. Она слишком безупречна, чтобы быть честной. До чего любовно она гладила вчера кальсоны Пьера! Считает, что Анна принадлежит ей, как будто я сама вдруг превратилась в калеку! Разве это не прекрасно — жертвовать собой, ничего не ожидая взамен? Конечно, прекрасно! Таких дур, какой была я в двадцать два года, больше на свете нет.

Пьер вдовец, он богат, Джульетта не замужем и наверняка надеется, что ее час пробьет. У этой девицы своя корысть, я это сразу поняла, иначе она не стала бы так вилять бедрами.

Жюльетта теперь не в том возрасте, чтобы ревновать. Это чувство никогда не было ей свойственно, и сегодня она испытала его впервые — и снова слишком поздно. Когда-то даже женитьба Пьера не потрясла ее сверх меры: помогла смириться мысль, что она ему не пара. Но неужто Джульетта, эта бедная тридцатипятилетняя старая дева, смеет надеяться, что у нее есть права на такого мужчину, как Пьер?!

Анна открывает глаза. Сон разгладил ее лицо, придав безмятежность чертам. Жюльетта бросается к внучке, целует ее в волосы, чтобы не испачкать помадой. Бред какой-то: я накрасилась, чтобы выглядеть соблазнительной, и теперь не могу прижать к сердцу внучку. Анна протягивает руку к бабушке, промахивается и тыкает указательным пальцем прямо ей в глаз. Нестерпимая боль действует как спусковой механизм. Жюльетта отвешивает девочке пощечину, действуя вопреки здравому смыслу, который вопит, что Анна сделала это не нарочно, что ее попытка нежности — чудо, которому нужно радоваться.

Жюльетта впервые ударила свою ненаглядную малышку. В глазах у Анны на мгновение мелькает безумный страх, потом она теряет сознание.

Жюльетта горько плачет от отчаяния и боли, серые дорожки туши бороздят увядшие щеки. Как я могла поднять руку на беззащитного ребенка? У нее в этом мире никого, кроме меня, нет, а я так с ней обращаюсь. Жалкая, отвратительная старуха.

Дверь распахивается, и в комнате появляется Джульетта в белом фартуке — воплощенная добродетель. Объясниться женщины не могут, но Джульетта все поняла и без слов. Она отстраняет Жюльетту в сторону, действует просто, но эффективно, девочка приходит в себя, и Джульетта может заняться недостойной бабушкой. Она вытирает ей лицо, что-то шепчет на ухо, и Жюльетта чувствует, как доброжелательно настроена итальянка. Гроза миновала, Анна улыбается. Жюльетта сжимает ребенка в объятиях, баюкает с удвоенной нежностью, ужасаясь тому, что обнаружилось на самом дне ее души. Джульетта незаметно удаляется, тихо прикрыв за собой дверь.

Останься я в Бель-Иле, никогда не подняла бы руку на Анну. Моя жизнь была скудной, но я ничего и не требовала. Здесь меня избаловали, как принцессу, и я стала раздражительной. Мне не хватает Луи. Конечно, я скучаю по нему не так, как жена скучает по мужу, но мне недостает его незыблемой организованности. Когда все расписано по минутам, человеку некогда разнюниваться. Идешь прямой дорогой и не допускаешь срывов, за которые рано или поздно будешь сгорать от стыда. Луи — моя страховка. В разлуке с ним я вытворяю невесть что.

Жюльетта торопится одеть Анну. Она доверяет Джульетте покормить девочку завтраком и закрывается в своей комнате. Ее «благопристойная» одежда висит в шкафу. Она щупает грубоватую ткань синего костюма — не шикарного, но вполне приличного. Достаточно будет собрать волосы в пучок, снять джелабу, надеть костюм, и появится прежняя Жюльетта — не веселая и не грустная женщина, которая никогда и мухи бы не обидела.

— Жюльетта! Жюльетта!

Жюльетта пока не привыкла, что к ней обращаются по имени, что она теперь не «бабуля» и не «мама».