Цветы корицы, аромат сливы - [27]

— Это достойно восхищения, — твердо сказал Сюэли. — Это намного сложнее того, что делаю я. Я хотя бы сразу точно знал, что дедушкино имя — Ли Сяо-яо, что они переехали с бабушкой в Хунань из Пекина примерно в 1935-м году, что он пропал в 44-м, и мне один раз повезло уже с показаниями пленного, может быть, найду больше… Только в одном мне хуже, чем вам: я наверняка знаю, что чем больше найду, тем ужаснее будет на душе. Хотя Ди — удивительный человек, он верит, что тут можно как-то оправдаться…

Сказав это, Сюэли забеспокоился.

— Прости, а ты уверен, что мне можно ехать? Если я там расскажу историю своего… поиска, — он с трудом выдавил это слово, — как ко мне отнесутся? Мне представляется, что ваша работа — это не то дело, которое можно делать грязными руками.

— Ты знаешь, — только и сказал Леша, — там все предельно адекватны. Увидишь. Отнесутся к тебе спокойно. В поиск вообще не по родословной принимают

— Боже моё, какие хорошие люди, — вздохнул Сюэли.

— Да, люди очень хорошие — ну, специфика самого занятия. Пьют, правда, не по-детски. Обычный коктейль — спирт, чай каркаде, лимон, пряности. Градусов до 30–35 разводят. Пьют горячим.

— Я однажды отхлебнул здесь случайно один напиток — у детей, дети играли… потом несколько дней…, — Сюэли с содроганием вспомнил себя в роли Ли Бо.

— А, ну, мамонский чай тогда у тебя не очень пойдет, наверное.

— Что это — «мамонский»?

— А его няндомский отряд ввел в обращение, у них было прозвище «мамоны». Чай каркадэ с пряностями и спиртом, я же говорю.

— А «няндомский»?..

— Город Няндома.

— Я узнал такое множество новых для себя и непонятных слов сейчас…, — задумчиво сказал Сюэли. — Да, постой.

Он полез в карман и вытащил фотографию японского военнопленного. Скажи ему кто несколько лет назад, что он будет бережно носить с собой такое в кармане, он бы не понял.

— Кавано… Кимицу… Кимура… в общем, одна японская подруга у меня это увидела и завопила, что это Курама Тэнгу. Оказалось, что это мифологический персонаж там, довольно известный. Появляется ночами, мстит за всех, обладает сверхъестественными талантами.

— Он одет как-то, с ее точки зрения, по-кураматэнговски?

— Да. Как ты думаешь, может быть, что это и есть форма отряда «Курама Тэнгу»?

— Честно? — не представляю, как выглядело обмундирование «Курама Тэнгу». Я же тебе говорил, я не спец. Но если так, тебе нужно вытащить из списанных документов в дворницкой все, все, что там есть. Там же идет сейчас связанная с Японией армейская документация у тебя?

— Даже прямо японская идет. Но Григорьич только меняет это все на японскую классическую литературу, так не дает. Пристрастился очень к квайданам, говорит, в белой горячке вот это и видишь, все точно описано…

— Так оттащи ему быстро сто томов чернухи и забери все.

— Это что — «чернуха»?

— Ну, Кобо Абэ… Юкио Мисима… Это где все самоубились, съели друг друга, прогнили, полностью разложились и в таком виде куда-то пошли.

— Великолепно! Это слово я очень искал в русском языке, но не было в словаре.

Хотя Аоки Харухико и присвоили наспех какое-то военное звание, был он человеком сугубо штатским, искусствоведом, и, в общем, даже и сейчас сидел напротив лейтенанта Итимуры в кресле и полировал ногти. Точнее, на самом деле он не полировал ногти, — все-таки не смел в присутствии полковника Кавасаки! — просто Итимура так для себя называл это его действие. Он скорее любовался ногтями и не смотрел прямо перед собой.

— Не затрудняйте мне жизнь, — сказал Аоки полковнику. — Я подчиняюсь непосредственно доктору Накао Рюити, ему я и сдам в самом полном виде все свои материалы по этому вопросу.

И схлопнул веер. Выдернутый со студенческой скамьи блестящий студент Императорского университета в Нагое, Аоки действительно формально подчинялся непонятно кому и, в общем, мог позволить себе чистить ногти. Даже внутри небольшого отряда из подразделения «Курама Тэнгу», отправленного на континент, существовал раскол. Это было в полном соответствии с традицией. Нужно заметить, что в Японии 1910-40-х годов флот и армия представляли из себя едва ли не противоборствующие структуры, перед войной, году, кажется, в 1936-м, между командованием армии и флота в присутствии императора было подписано соглашение о совместных действиях. Тем не менее, флот имел собственную пехоту — СМДЧ, специальные морские десантные части, а армия строила себе для действий в прибрежных районах собственные авианосцы, и все это в условиях адской нехватки ресурсов! Взаимная любовь армии и флота получила свое окончательное воплощение, когда был создан отряд «Курама Тэнгу». На флоте с усмешкой говорили, что это типичный образец подразделения, подчиняющегося армейским структурам, — их почерк. Флотские технократы и прагматики такой ерундой ни за что мараться не стали бы. К этому времени они были заняты значительно более интересной и полезной вещью — они приводили в действие стратегию поражения. Вражда существовала также между новообразованным отрядом «Курама Тэнгу» и другими, ранее созданными подразделениями Квантунской армии; в лучших традициях, существовала она и между той частью «Курама Тэнгу», что оставалась в Японии, и той, что отослана была в Китай. Было бы удивительно, если бы раскол не затронул также и ту сравнительно небольшую группу специалистов, что была переброшена на территорию Китая. Армейские кадры сопротивлялись введению в состав группы штатских, но и избавиться от них не могли. Собственно, раскол произошел даже в душе Аоки Харухико, разделив ее на две враждующие между собой части. Что уж говорить об образованиях более крупного порядка!