Цветы и железо - [65]

— Так, так, — проговорил Огнев, выслушав Никиту Ивановича. — Значит, на Низовой каратели? Мы знали, что они прибыли туда. Не знали только, против кого они предназначены. Ну что ж, давай, Мизель, карателей — встретим!

— Рискованно, Виктор Викторович: их много, около батальона, пожалуй, наберется. И танков штук шесть. Авиация тоже будет.

— Танки сюда не пройдут, авиация пусть бомбит без толку: лес большой. А карателей встретим. Спасибо за исчерпывающую информацию. — Огнев взглянул на Шубина, думал долго, прежде чем продолжить разговор. — Алексей Осипович, война — штука хитрая. Я вам верю. И если бы дело касалось только меня, я не стал бы учинять тщательной проверки. Но у меня есть люди, за жизнь которых я отвечаю перед страной и их семьями. Короче: кто может подтвердить легенду о кулаке Поленове?

— В разведотделе штаба фронта.

— Проверим. Мы для них тоже кое-что делаем. Недавно получили просьбу — выручить из лагеря красноармейца…

— Александра Щеголева? — прервал Шубин.

— Да. А вы откуда знаете?

Шубин улыбнулся и сказал:

— Знаю.

— Постараемся выручить целую группу, и в самое ближайшее время… Обожди, обожди, я начинаю теперь догадываться! С тобой не было такого случая, чтобы ты по заданию своего полковника посылал немцев в заброшенный сарай, чтобы схватить советских радистов?

— Был такой случай!

— И что же там немцы нашли?

— Две старые батареи, пустую пачку из-под «Беломорканала» и помятый лист бумаги с колонкой цифр.

— Хорошо, очень хорошо! — обрадовался Огнев, хлопая себя по коленкам, как пришедший в восторг мальчишка.

— А еще?

— Позднее в месте, указанном полковником, я обнаружил пачку листовок и доставил их Эггерту. Чуть позже подсказал гестаповцу, что у километрового столба с цифрой «3» по дороге в Шелонск что-то делали люди, а затем побежали в лес. Немцы откопали там мины.

— Все правильно, Алексей Осипович! Это наши ребята для тебя старались, чтобы ты был похож на настоящего немецкого осведомителя. Впрочем, они не знали, для кого и для чего это делается. По просьбе твоего полковника я давал такие задания.

— Большое спасибо!

— И еще: хорошее железо продаешь?

— Барахлом не торгую, хорошему человеку могу и продать! — быстро вспомнил пароль Никита Поленов.

— Проверку можно считать законченной! Спасибо, Алексей, за то, что не подвел. Молодцом оказался! Кушал?

— Вчера доел краюху хлеба.

— Сейчас накормят. А я начну помаленьку перебазировать основные силы в запасной лагерь. Здесь оставлю наших автоматчиков, они радушны насчет встреч.

— Мне не нужно открываться партизанам, кто я такой?

— Нет. Вы остаетесь кулаком Поленовым. Правду буду знать я и радист отряда. Вам еще придется много поработать. Думаю, что мы еще пригодимся друг другу.

— Я тоже так думаю, Виктор Викторович! Когда над Шелонском поднимем красный флаг? Никуда больше оттуда не уеду!

— Не так скоро. Сейчас все будет зависеть от Москвы, Алексей Осипович. Там готовится удар страшной силы. Врагу перед ним не устоять. Мне думается, что тяжелое военное поражение под Москвой будет для немцев и непоправимым моральным поражением. Немцы поймут то, что должны были знать накануне двадцать второго июня: Советский Союз — это не Бельгия. И это не Франция. И что Гитлер далеко не бог.

— Если бы они так в бога верили, как в Гитлера! — заметил Поленов.

— Верить в наитие фюрера и ему подобных отучим!.. Ну, как говорят, баснями соловья не кормят. Пойду дам команду принести обед.

Алексей отведал партизанских щей и каши с мясом. Посидел, прислушиваясь к шуму за дверью землянки: партизаны готовились к походу. Потом пришел Огнев и дружелюбно сказал:

— Всего хорошего и счастливого пути, Алексей Осипович! Поезжайте, я дал приказание отпустить вас.

…Соколик озяб от долгой стоянки. Он сразу же взял хороший ход, рысцой, — не нужно было ни понукать его, ни подхлестывать вожжами.

4

Эггерт принимал Никиту Поленова у себя на квартире, здесь когда-то жил председатель Низовского райисполкома, даже мебель с тех времен сохранилась: кресла, стол, диван.

— Вы напрасно рисковайт, Поленофф, — сказал он. — Партизан имайт глаз везде! Не надо нарошен встреши со мной в мой квартир. Я мог ждать. Я шасто посылайт солдатен посмойтреть, не приехал Поленофф. Садитесь, Поленофф!

Никита Иванович сел на краешек стула, помял, покрутил в руках шапку, отвечал виновато:

— Торопился, ваше благородие. Вот только из леса вернулся!

— Вы их видайт?

— Поймали они меня, ваше благородие. Сначала хотели пристрелить. Передумали. Завязали шарфом глаза и куда-то повели. Посадили в пустую землянку, поставили охрану. Натерпелся я страху, ваше благородие!

— Страшно было, Поленофф?

— Страшно, ваше благородие! Что я для них? Кулак, спасенный великой немецкой армией! Разве таких им жалко? Легко могли пустить в расход!

Вряд ли Эггерт осмыслил все то, что сказал Поленов. Сейчас важно было другое: верит он своему разведчику или не верит? Таня говорила, что немецкие солдаты все время вертелись около дома: ждали его, Поленова, а может, боялись, что она сбежит…

— Как ви их обманул?

— Всплакнул, слезу пустил, ваше благородие. Просил больную чахоточную дочку пожалеть, мою старость пожалеть. Живу, я говорю, честной жизнью, работаю в кузнице с утра до вечера, в политику, говорю, не лезу, вреда никому не приношу. Не верите, говорю, поедемте в Низовую, на месте убедитесь. А еду, говорю, в деревню Тетьково, хочу подковные гвозди на мясо поменять: дома есть нечего стало. Пошли они к дровням, обыскали, а там и взаправду подковные гвозди. Гвозди, конечно, забрали, а спасибо сказать забыли.