Цветущая, как роза - [41]

Когда мы добрались до островка земли между рекой и пахотой, то обнаружили людей, которых болезнь настигла несколько позже и поразила не столь сильно. Они были еще живы. В одном домике горел свет, и мы направились туда. Женщина с изможденным бледным лицом и неподвижным взглядом лунатика варила в желтой посудине похлебку из воды и хлеба. Вдоль стены хижины на одеялах и подушках лежали мужчина и двое детей. Их впалые глаза смотрели на нас с любопытством и удивлением. Женщина заговорила. В ее слабом и хриплом голосе послышалась радость и гордость:

— Мы поправляемся, — сказала она.

Натаниэль посмотрел на похлебку из хлеба и пообещал:

— Утром у вас будет молоко, ложитесь, мы накормим их сами.

Мы увидели четвертую подушку и откинутое одеяло, это и была постель, из которой бедняга с трудом встала, чтобы накормить семью.

— Мы-то справимся, ведь многие вовсе не могут двигаться.

Она стала на колени перед постелькой младшего ребенка и поднесла ложку с теплой кашицей к его бледным губам.

— Ее заботы не дают ей умереть, — прошептал нам Натаниэль, и мы снова вышли в ночь.

Живых нашлось еще человек двадцать. В одном из домов, где обе верхние и нижние комнаты были заставлены кроватями, мы обнаружили восемь человек, за которыми присматривал слепой старик. При нашем появлении он повернулся и сказал:

— Я знал, что ты вернешься, Вальтер. Ты нашел корову?

Сначала я думал, что он бредит, но когда мы заговорили, он спросил:

— Ваши голоса мне не знакомы. Я слеп, как видите. Что вам здесь нужно?

— Мы хотим помочь вам, насколько это в наших силах.

— Нам нужно молоко. Вы не видели мальчика с коровой? Вальтер, внук, юный негодник. Слишком долго он ищет корову, чтобы подоить ее.

Кто-то из подопечных старика бредил, некоторые лежали в забытьи, но никто не просил воды, не молил о помощи. Я с любопытством спросил:

— А вы сами не болели?

— В этот раз нет. Такая вспышка уже была в этой местности два года назад, перед нашествием индейцев. Это проклятое место. Тогда я и переболел. Это не возвращается.

Мы пообещали утром принести ему молока и все необходимое, а сами отправились дальше.

В большинстве случаев мы могли только поднести воду к пересохшим губам страдальцев, которые уже несколько дней оставались без ухода. Натаниэль заставлял меня кипятить каждую каплю жидкости.

— Я подозреваю, что все дело в воде, — объяснил он. — Источник находится в низине, вода в нем застоялась и отдает зловонием. Наверное, они бросают туда мусор и спускают отходы. В Зионе мы все устроим по-другому.

«Да, — подумал я, — если доживем».

Ночь уже близилась к концу, но Эли добросовестно стоял на своем посту и сразу же ответил на сигнал моего фонаря, которым я размахивал с моста. Еще до рассвета Энди, Ральф Свистун и Тим Денди, Томас Крейн и Моисей Пикл спустились с холма, неся завтрак для всей нашей экспедиции. После еды Натаниэль вытащил бумагу и карандаш и написал записку для Эли с указанием подоить коров и оставить ведра с молоком на полпути, где мы должны были забрать их. Затем, привязав бумагу к камню, Тим забросил его как можно выше на склон. Через полчаса ведра с молоком были на назначенном месте. В тот день мы собрали всех больных в двух домах, оставив на своем месте только две семьи, которые выжили под присмотром женщины и слепого старика. Мы убедились в том, что позаботились обо всех, и лишь отсутствие мальчика Вальтера, о котором говорил слепец, вызвало наше беспокойство. Поэтому я взял на себя поиски ребенка. Нашел я его лишь после полудня, лежащим в дальнем конце луга с ведром, зажатым в похолодевшей руке. Однако он еще был жив, и, с трудом ковыляя, я потащил его к нашему временному госпиталю. В этот день мне как никогда мешала больная нога, но, тем не менее, я справился. Тим и Ральф принялись рыть могилы, и чуть попозже, освободившись от наших нехитрых забот по уходу за больными, мы присоединились к ним, взяв на себя задачу переноса трупов. — Нужно отслужить по ним панихиду, — предложил Натаниэль. — Я попрошу Эли прислать мистера Томаса.

— Панихида, отслуженная наспех, может быть не действительна, не так ли? — сказал я. — Лучше отслужим по-настоящему, когда все закончится.

То ли заботы Майка оказали благотворное действие, то ли болезнь была не столь сурова к этим людям, или же они просто оказались крепче других от природы, так или иначе все пятеро наших пациентов не умерли. И наконец однажды вечером мы отметили третьи сутки, не омраченные потерями. Майк совершил обход, завершив его домом, где все еще хлопотал слепой старик, и вернулся в комнатушку, служившую одновременно импровизированным штабом и кухней нашего дома-лазарета. Энди поджаривал яичницу с ветчиной на огне, Моисей Пикл заваривал кофе, когда Майк вошел с видом победителя, бережно обнимая руками кувшин. Поставив свою драгоценную ношу на стол, он озарился жизнерадостной щербатой улыбкой.

— Все выжившие идут на поправку, рад вам сообщить. И мне удалось поговорить с парочкой больных. Конечно, если не знаешь, как с этим всем справиться, что толку расспрашивать о том, как все началось. Он вздохнул и лицо его просветлело при взгляде на кувшин. — Но гляньте-ка, что старый слепой, благослови его Бог, всучил мне, когда я уже уходил. Лучший джамайский ром, и пусть только кто-то осмелится сказать, что я не заслужил каждый глоток этого напитка, я разобью этот кувшин у него на голове после того, как осушу его до последней капли, разумеется.