Цветок Зла - [22]

- По кому же это траур? – обратил внимание на упавший предмет одежды Гуччи. – В вашей вере вообще предусмотрен траур? Можешь молчать, это все равно не важно. Лучше все же скажи, когда последний раз видела Говарда?

- Томми, успокойся, - женщина попыталась сделать вид, что готова отвечать без лукавства, но откровенностью назвать это было никак нельзя, - и прекрати суетиться. Он явно не в этом мире.

- Поясни, - потребовал Томас.

- Думаю, ты сам все понимаешь.

Офицер умолк. Она, конечно же, навряд ли знала то, что теперь знал он. И все же понимание собственной безоружности мешало ему прижать ее. По какому поводу он решил ее задержать? Куда он ее поведет? Смыкая на запястьях Нелли браслеты наручников, Томас блефовал, не более того. Было не исключено, что она каким-то образом ощущала это, хотя, скорее, просто не могла похвастаться адекватностью, что всегда ожидаемо, когда приходится иметь дело с сектантами.

- Слушай, Нелли, - насупив брови, отчеканил Гуччи так сурово, как мог, - если мой отец не вернется домой, у меня будет более чем достаточно оснований трясти вас. Лучше скажи мне сейчас все, как есть. Ты знаешь кого-то, кто причастен? Знаешь что-то о послании – о мертвой птице?

Он рассчитывал шокировать ее тем фактом, что знал про дохлого кенара, подброшенного в парикмахерскую братьев Гуччи, или хотя бы пошатнуть ее уверенность в неуязвимости своей позиции, но вновь получил загадочную улыбку сумасшедшей.

- Ах, двадцать четыре птицы… - словно нараспев протянула Нелли. - Но тебе важны лишь три. Одна кричала на заре, одна пела в сумерках, а одна во тьме голос потеряет.

Томас уже слышал о двадцати четырех мертвых птицах. От Кауфмана. Однако не нашел повторного упоминания о них в блокноте врача. «Вот как кончил тот, кто знал, - безрадостно заключил про себя офицер. – Но уже поздно сворачивать».

- Что это значит? – прикрикнул он на женщину в наручниках. Теперь он был не на шутку взведен.

- Сам поймешь, - отмахнулась пепельно-русая культистка. - Ты же способный мальчик, Томми. Папа всегда так о тебе говорил.

Гуччи почувствовал, как непроизвольно сжались его кулаки. В сложившейся ситуации такие издевки, пусть даже со стороны женщины, заслуживали удара в лицо, заслуживали пролития крови. Мужчина сам противился нахлынувшей агрессии, оправдывая себя тем, что все, что случилось за последние дни, истощило его нервную систему до предела. Нельзя было давать волю эмоциям, нужно было рассуждать дальше. Встречалось еще одно упоминание числа двадцать четыре – в рукописи Кристофа о Кзучилбаре. «…Когда грешники отберут двадцать четыре невинные жизни». Кто же явится тогда на земли Сайлент Хилла?

- «Они истекают кровью на гнездах», - вспомнил офицер Гуччи другие слова доктора Кауфмана. - Речь об убийствах? Ритуальных?

Нелли молча отвела взгляд, и этого было достаточно для нее, чтобы выдать себя. И Орден.

- Сколько жертв уже было? – спросил Томас.

- Двадцать три, - нехотя выдавила из себя она. - И двадцать четвертая скоро будет. Она уже есть. Но не знает об этом!

Орден, палачи, ведра крови… Офицеру Гуччи все труднее давалось самообладание. Его голос едва предательски не сел на последнем, важнейшем вопросе:

- Одна из жертв – мой отец?

- Глупый мальчик! – раздраженно воскликнула Нелли. - Птицы на гнездах!

- Женщины… - осознал он. Одним вопросом – о значении птиц – стало меньше. Но что же все-таки значило послание? Кому была адресована мертвая канарейка в парикмахерской? Ей, Нелли? Но тогда она делала бы что угодно, только не пряталась бы в Церкви Ордена! И не продолжала бы так странно улыбаться, словно уродливая щербатая Джоконда.

- Точно не хочешь ничего добавить здесь, чтобы нам не пришлось идти в участок? – еще раз попытался припугнуть ее возможным арестом Томас.

Женщина безучастно пожала плечами:

- Веди, если считаешь нужным.

Полицейский ухватил ее под руку и повел к дверям церкви. Он решительно дернул массивную бронзовую ручку, но замок оказался запертым. Гуччи обернулся, однако в зале храма по-прежнему не было никого, кроме него и Нелли. Мужчина дернул ручку снова, потянул на себя несколькими рывками со всей силы, но все усилия оказались тщетны. Он отошел на пару шагов от выхода, раздумывая о других вариантах действия, когда неожиданно кто-то несколько раз настойчиво подергал дверь с другой стороны. В этот момент Нелли отпрянула от дверей храма, как от огня.

- Туда нельзя идти! – воскликнула она прежде, чем Томас успел что-то спросить. – Но я знаю другой выход. Даст бог, там будет безопасно. Увы, я не могу помолиться за тебя, Томми.

- Я об этом и не просил, - холодно бросил Гуччи.

- Сними наручники, - попросила его Нелли.

Офицер без особого желания внял ее просьбе. Она раздражала его, неприязнь к этой женщине доходила сейчас у него до физического отвращения, чего он никогда не испытывал прежде, хотя знал коллегу Говарда очень давно. Возможно, все дело было в принадлежности к Ордену, а, возможно, в сумасшествии. Неприятная женщина взяла Томаса за руку и потащила к алтарю. Он не спешил следовать за ней, но и не сопротивлялся. Перед круглым дощатым помостом она свернула влево, указав на незаметный темный проход, ведущий куда-то за полукруглую стену, расписанную фресками. Прежде, чем оказаться в полной темноте, Гуччи видел, как в ее руке сверкнул бронзовый медальон с отчеканенным Нимбом Солнца. Нелли тащила Томаса по тесному коридору, едва вмещавшему человека с его шириной плеч. Наконец, полоска тусклого света рассекла сплошную завесу мрака, а затем расширилась до прямоугольника. Полисмен вслед за женщиной покинул здание церкви.