Цветок в пустыне - [33]

— Уже завтракал, Джек. Впрочем, от кофе не откажусь. От рюмки бренди тоже.

— Тогда перейдём в другую комнату.

— У тебя здесь настоящая холостяцкая квартира времён моей юности, какую я уже не надеялся ещё раз увидеть, — объявил баронет. — Джек — поразителен, мистер Юл. Человек, который в наши дни смеет идти не в ногу со временем, — гений. Что я вижу? Полные Сертиз и Уайт-Мелвил! Вы помните, мистер Юл, что сказал мистер Уафлз во время «увеселительной поездки» мистера Спонджа[17], когда они держали Кейнджи за пятки, чтобы у того из сапог и карманов вытекла вода?

Ироническая мордочка Юла расплылась в улыбке, но он промолчал.

— Так и есть! — воскликнул сэр Лоренс. — Теперь этого никто не знает. Он сказал: «Кейнджи, старина, ты выглядишь, как варёный дельфин под соусом из петрушки». А что ответил мистер Срйер в «Маркет Харборо», когда достопочтенный Крешер подъехал к заставе и осведомился: «Ворота, я полагаю, открыты?»

Лицо Юла расплылось ещё больше, словно было сделано из резины, но он по-прежнему молчал.

— Ай-ай-ай! Ты, Джек?

— Он ответил: «А я не полагаю».

— Молодец! — Сэр Лоренс опустился в кресло. — Кстати говоря, ворота были действительно закрыты. Ну, организовали вы похищение той кобылы? Великолепно. А что будет, когда её привезут?

— Я пущу её к наиболее подходящему производителю. Затем скрещу жеребёнка с наиболее подходящим производителем или маткой, каких только сумею подыскать. Затем случу их потомство с лучшей из наших чистокровок того же возраста. Если окажется, что я прав, я смогу внести моих арабских маток в «Родословную книгу». Между прочим, я пытаюсь раздобыть не одну, а трёх кобыл.

— Джек, сколько тебе лет?

— Около пятидесяти трёх.

— Прости, что спросил. Кофе у тебя хороший.

Затем все трое помолчали, выжидая, пока выяснится истинная цель визита. Наконец сэр Лоренс неожиданно объявил:

— Мистер Юл, я приехал по поводу истории с молодым Дезертом.

— Надеюсь, это неправда?

— К несчастью, правда. Он и не пытается скрывать.

И, направив свой монокль на лицо Джека Масхема, баронет увидел на нём именно то, что рассчитывал увидеть.

— Человек обязан соблюдать внешние формы, даже если он поэт, — с расстановкой произнёс Джек Масхем.

— Не будем обсуждать, что хорошо и что плохо, Джек. Я готов согласиться с тобой. Дело не в этом. — В голосе сэра Лоренса зазвучала непривычная торжественность. — Я хочу, чтобы вы оба молчали. Если эта история всплывёт, тогда уж ничего не поделаешь, но пока что я прошу, чтобы ни один из вас не вспоминал о ней.

— Мне этот парень не нравится, — кратко ответил Масхем.

— То же самое приложимо по меньшей мере к девяти десятым людей, которых мы встречаем. Довод недостаточно веский.

— Он один из пропитанных горечью современных молодых скептиков, лишённых подлинного знания жизни и не уважающих ничего на свете.

— Знаю, Джек, ты — защитник старины, но ты не должен привносить сюда свои пристрастия.

— Почему?

— Не хотел я рассказывать, но придётся. Он помолвлен с моей любимой племянницей Динни Черрел.

— С этой милой девушкой!

— Да. Помолвка не по душе никому из нас, кроме Майкла, который до сих пор боготворит Дезерта. Но Динни держится за него, и, думаю, её ничем не заставишь отступить.

— Она не может стать женой человека, от которого все отвернутся, как только его поступок получит огласку.

— Чем больше будут его сторониться, тем крепче она будет держаться за него.

— Люблю таких, — объявил Масхем. — Что скажете вы, Юл?

— Дело это не моё. Если сэру Лоренсу угодно, чтобы я молчал, я буду молчать.

— Разумеется, это не наше дело. Но если бы огласка могла остановить твою племянницу, я бы его разгласил. Чёрт знает какой позор!

— Результат был бы прямо противоположный, Джек. Мистер Юл, вы ведь хорошо знакомы с прессой. Предположим, что историей Дезерта займутся газеты. Это вполне возможно. Как они себя поведут?

Глаза Юла сверкнули.

— Сначала они туманно сообщат о некоем английском путешественнике; затем выяснят, не опровергнет ли Дезерт слухи; затем расскажут уже конкретно о нём, по обыкновению исказив целую кучу деталей, что печально, но всё-таки менее прискорбно, чем вся эта история. Если Дезерт признает факт, то возражать уже не сможет. Пресса в общем ведёт себя честно, хотя чертовски неточна.

Сэр Лоренс кивнул:

— Будь я знаком с человеком, который собирается стать журналистом, я сказал бы ему: «Будь абсолютно точен и будешь в своём роде уникумом». С самой войны я не встречал в газетах заметки, которая касалась бы личностей и была при этом достаточно точной.

— Такая уж у газет тактика, — пояснил Юл. — Наносят двойной удар: сперва неточное сообщение, потом поправки.

— Ненавижу газеты! — воскликнул Масхем. — Был у меня как-то американский журналист, вот тут сидел. Я его чуть не выставил. Уж не знаю, как он меня там расписал.

— Да, ты отстал от века, Джек. Для тебя Маркони и Эдисон — два величайших врага человечества. Значит, относительно Дезерта договорились?

— Да, — подтвердил Юл.

Масхем кивнул головой.

Сэр Лоренс быстро переменил тему:

— Красивые тут места. Долго пробудете здесь, мистер Юл?

— Мне надо быть в городе к вечеру.

— Разрешите вас подвезти?