Цветок прерий - [60]

Маккензи часто размышляла над тем, в каком невыгодном положении очутился Кэл. Наняли его с большой неохотой и лишь потому, что без него невозможно было обойтись; работники подчинялись ему только из страха. Такой человек, как Калифорния Смит, заслуживал лучшей участи.

Маккензи сама удивлялась этим мыслям. После того неприятного эпизода в конюшне ей следовало разозлиться на него, но в памяти остались слова Кэла о том, что он все еще любит ее, и глупое сердце не могло забыть их.

Чувствуя свое бессилие, Маккензи старалась держаться подальше от Кэла, хотя не знала, кого ей бояться больше – Кэла или самой себя. Со времени их стычки в конюшне Кэл относился к Маккензи подчеркнуто вежливо, даже в течение поездки в форт Бьюкенен. Он вел себя настолько безукоризненно, что это стало раздражать ее. После тех слов в конюшне она ожидала хотя бы маленьких подтверждений его негаснущей страсти. Как мог он целовать ее с таким жаром, говорить слова любви, а потом просто не замечать ее присутствия? Может, он понял тщетность своих попыток? Или ждет, когда она сама придет к нему? Или подшутил над ней?

Каков бы ни был ответ, находясь рядом с Кэлом, Маккензи чувствовала себя ужасно скованно. По дороге в форт Бьюкенен она все время держалась с противоположной от него стороны табуна, на ранчо старалась заниматься делами подальше от того места, где находился Кэл; но каждый день после ужина ей поневоле приходилось с ним встречаться.

Вечерние уроки верховой езды стали ежедневным ритуалом, и Фрэнки бы очень расстроилась, если бы мама пропустила хотя бы одну минуту того представления, которое устраивалось на спине медленно шагавшей добродушной лошади. Поэтому каждый вечер Маккензи в течение часа наблюдала за тем, как Кэл обучал их дочь умению удерживаться на лошади. Этот час был любимым временем суток Фрэнки, но не Маккензи.

Вслед за июлем пришел август. Дикая кобылица давно уже не была дикой, но отяжелела под бременем предстоящих родов. Фрэнки пересела со старой спокойной кобылы на ласкового пони, которого как-то субботним днем привез из Тумстоуна Кэл вместе с детским седлом, которое пятилетняя девочка могла надеть на лошадку самостоятельно, если встанет на скамеечку. Во время той же поездки Кэл приобрел приземистую чистокровную гнедую кобылицу для Маккензи вместо той, которую она потеряла в ходе столкновения с ковбоями «Бар Кросс». Фрэнки тут же назвала своего пони Голди, а мамину новую лошадь – Долли. Счастливая Лу готовилась к свадьбе, которая должна была состояться в сентябре после осеннего сбора урожая. Эймос приезжал на «Лейзи Би» уже не один, а два раза в неделю. Маккензи смотрела на них со смешанным чувством радости и отчаяния. Она радовалась счастью Лу и размышляла о своем одиночестве. «Эта земля создана для того, чтобы люди жили на ней семейными парами», – думала она.

Дни летели один за другим. Маккензи посвящала все свое время ранчо, дому, Фрэнки и ждала, когда что-нибудь нарушит это спокойствие: Кроссби опять возьмется за старое; апачи вернутся; внезапно пересохнут Дрэгон Спрингс, и жизнь на «Лейзи Би» прекратится. Казалось, она была готова ко всему, но беда, подстерегавшая ее, пришла совершенно неожиданно.

Как-то жарким августовским субботним днем Маккензи поехала в город за припасами в компании Кэла, Булла Фергюсона, и Гида Смолла. Пока Кэл был в торговом доме, Смолл у оружейного мастера, а Булл покупал упряжь и сапоги, Маккензи отправилась на поиски Израэля Поттса. Все чаще на общем пастбище стал попадаться скот с клеймом «Р. А.», под которым угадывалось клеймо «Лейзи Би». Уже больше половины всего скота, пившего воду из ее источников, носило клеймо «Р. А.». Маккензи могла бы и не признать в этих животных своих собственных, если бы ее ковбои не имели опыта подделки клейма. Она думала, что закон должен каким-то образом остановить этот безудержный процесс, но Израэль сразу же осадил ее:

– Поймайте их во время совершения подобных преступных действий и приведите сюда, тогда я смогу признать их виновными и посадить за решетку, – великодушно предложил он. – Или так: если Вы сумеете опознать виновных и назвать их имена, я займусь этим делом, Маккензи.

– Но, Израэль, – возразила Маккензи, – Вы же знаете, что я не могу назвать их имена, никто из моих людей не смог застать воров на месте преступления, хотя пару раз находили только что потушенные костры.

– Пепел ничего не может доказать. И почему Вы так уверены, что клеймо переделано? Вполне возможно, что к Вам забрели, перебравшись через речку, некоторые животные Армстронга. Ведь Вам известно, что это общее пастбище, и оно открыто для всех.

– Мои ковбои могут доказать, что клеймо переделано.

– Ну, из этого ничего не выйдет. Вы будете утверждать свое, а Армстронг будет все отрицать. Кроме того, Райт Армстронг – весьма уважаемый здесь человек.

– Я не утверждаю, что это дело рук Армстронга.

– А кто другой стал бы менять клеймо «Лейзи Би» на «Р. А.»? – спросил Израэль с преувеличенной вежливостью.

– Вы знаете – кто, – ответила Маккензи.

– Надеюсь, Вы не рассчитываете, что я буду строить обвинение, основываясь на женской логике? Как помощник шерифа по городу Тумстоуну и его окрестностям я действую на основании здравого смысла, а не на основании каких-то женских догадок и подозрений. Маккензи сердито нахмурилась.