Цветок, милосердие, игла, цепь - [2]

Пушка перемещается горизонтально, с идеальной точностью; теперь на прицеле правый глаз. Женщина отвечает:

— Ты убедил меня, что знаешь. Ты не убедил, что тебя не стоит убивать.

Это не совсем блеф: она не станет применять «Цветок», не по такому поводу. Но ей известны многие способы убийства.

— Речь не обо мне, — говорит он. — Не хотел бы здесь об этом говорить, но... вы меня выслушаете?

Она отвечает единственным резким кивком.

Выгравированное серебром на языке, которым не владеет никто ни в письменной, ни в устной форме, сияет под ее ладонью слово предок.

* * *

Была на свете вселенная, где любимая дуэлянтка императрицы получила пистолет из рук самой владычицы. У оружия приклад был украшен чернью по серебру, а эмблема создателя — обрамлена цветущей лозой. Пистолет уцелел во всех мятежах и переворотах четырех династий. Он странствовал в императорском арсенале с одного столичного мира на другой.

В архивах империи об этом древнем оружии наличествовали два утверждения.

Первое: Не использовать, ибо несет оно лишь погибель.

Второе: Это оружие не функционирует.

В рационально устроенной вселенной справедливы были бы оба.

* * *

Мужчина следует за женщиной в ее номер на одном из приливных уровней Черного Колеса. В гостиной, уютной, но по меркам Колеса не роскошной, имеются кушетка, пригодная для людей, металлический стол, отполированный до размытого блеска, и ваза в углу.

Еще здесь висят две картины — вероятно, на шелке, а не на каком-то менее древнем материале. Одна изображает гору в ночи, мрачную в своей безымянности среди стилизованных туч. Вторая, совершенно отличная по стилю, представляет кавалькаду теней, и лишь после нескольких минут созерцания из теней возникает лицо. Картины не подписаны.

— Садись, — приказывает женщина.

Мужчина повинуется.

— Тебе нужно имя? — спрашивает он.

— Твое или жертвы?

— Для таких случаев имя у меня есть, — отвечает он. — Чжэю Кэжан.

— Моим именем, — замечает она, — ты не поинтересовался.

— Не уверен, что вопрос имел бы смысл, — говорит Кэжан. — Если не ошибаюсь, тебя не существует.

Она устало роняет:

— Да существую я, существую во всех практически важных смыслах. Занимаю объем, наделена массой и силой воли. Пью воду, которая каждый день на вкус одна и та же, какой и должна быть вода. Убиваю, если принуждена к тому. Я переписала смерть в историю Вселенной.

Уголки его рта чуть поднимаются при слове переписала.

— И тем не менее, — говорит он, — твой вид никогда не развился. Ты говоришь на языке, который не то чтобы мертв, его никогда даже не существовало.

— Мертвых языков полно.

— Чтобы вымереть, сначала нужно возникнуть.

Женщина устраивается на кушетке рядом с ним, не очень близко, но и не слишком далеко.

— Это старая история, — говорит она. — А у тебя какая история?

— Существуют четыре пушки Ариганы, — начинает Кэжан.

Глаза женщины сужаются.

— Я думала, всего три.

«Цветок Ариганы» — последнее изделие оружейницы. Кроме него, женщине известны «Милосердие Ариганы», убивающее любую цель, и «Игла Ариганы», лишающая цель памяти о стрелке.

— Появился еще один экземпляр, — говорит Кэжан. — Иероглиф в эмблеме представляет окованный цепью меч. Эта пушка уже стала известна как «Цепь Ариганы».

— Что она делает? — спрашивает она, зная, что он ей и так объяснит.

— Убивает командира цели, — говорит Кэжан, — если такой существует. Адмирала, министра, монаха. Школьного наставника. Это своеобразная проверка на лояльность.

Она понимает.

— Вы хотите, чтобы я разрушила «Цепь».

* * *

Была на свете вселенная, где дуэлистка по имени Широн получила оружие в дар от императрицы, склонной к эмпиризму.

— Не понимаю, — сказала императрица, — какой вред может получиться от оружия, которое не функционирует.

И склонила голову к потному человеку, связанному моноатомной нитью; дернется в попытке к бегству — и сам себя расчленит.

— Его в любом случае казнят, а имя вычеркнут из списка благородных. Посмотрим, сработает ли пушка.

Широн выстрелила.

И очнулась в незнакомом городе, жители которого общались на совершенно непонятном ей языке, а технология была знакома лишь по историческим драмам. Ну, хоть календарь прежний. Широн обнаружила себя на восемьсот пятьдесят семь лет раньше, чем должна была. Дальнейшие изыскания не изменили этой цифры.

Впоследствии Широн пришла к выводу, что родословная казненного восходила на восемьсот пятьдесят семь лет в прошлое к определенному человеку. Вероятно, этот предок отличился выдающимися деяниями, был удостоен титула и основал, по меркам народа Широн, собственный благородный род.

К несчастью, Широн сообразила, что к чему, уже после того, как случайно стерла человечество.

* * *

— Да, — говорит Кэжан. — Мне поручили предотвратить дальнейшие покушения. «Цепь Ариганы» — угроза, игнорировать которую я не смею.

— Почему же ты не явился раньше? — спрашивает Широн. — В конце-то концов, «Цепь» может еще пребывать в спящем режиме, но остальные…

— Я видел «Милосердие» и «Иглу», — говорит он; то есть скопировал данные у тех, кто видел. — Они прекрасны.

Он имеет в виду не красоту теней, что складываются в женский профиль, и не красоту солнечной жидкости в многогранном бокале при нужной температуре. Он говорит о красоте логических построений, крещендо последовательности аксиом и контрпримеров, что увенчана доказательством,