Цветок лотоса - [4]

Вот такие мысли волновали Ратена, пока он шел домой через весь город. Сегодня на заседании Совета Приматор впервые сказал то, что давно уже носилось в воздухе. Назвал вещи своими именами. Целых четыре микроцикла объединенная Академия обрабатывала информацию. Теперь уже можно сказать, что история Земли за последние тысячелетия тщательно изучена, проанализирована, заключена в блоки памяти машин, и гражданам Короны пора переходить к действиям.

— Потому что, — сказал Приматор, — земляне нуждаются в помощи.

* * *

Осень выдалась в этом году сухая и долгая. Листья почти все облетели, лес стоял молчаливый, нахохлившийся, словно недоумевая, долго ли это еще продлится, но зима не наступала, дни были ясные и солнце высвечивало лес снизу доверху.

Дмитрий шел с дальней просеки, где проверял регистрационные автоматы, привычно оглядывал деревья, думая о том, что хорошо бы отыскать колоду с дикими пчелами и перенести ее на участок, как вдруг услышал странный звук, похожий на бульканье. Словно клокотало что-то густое и вязкое. Дмитрий остановился. Звук то затихал, то делался громче, в него вплелась высокая неприятная нота, потом раздался тихий, как хлопок, взрыв, и все смолкло.

«Где-то рядом», — подумал Дмитрий и свернул на старую вырубку. Здесь царило запустение. Под ногами лопалась перезревшая брусника, трухлявые пни были усыпаны сморщившимися от заморозков опятами. Он прошел совсем немного и увидел возле одного из таких пней большой контейнер, похожий на котел. В нем что-то действительно булькало. Котел был опутан проводами и патрубками, рядом валялись, должно быть, осколки самого котла, потому что еще издали было видно, что аппарат разбит, помят и все его внутренности густо перепутаны.

Дмитрий сделал несколько шагов к аппарату, но сразу же наткнулся на упругую невидимую стенку и понял, что перед ним силовой барьер.

«Мне это не нравится, — подумал Дмитрий. — Мне это категорически не нравится. Кто-то из физиков валяет дурака, ставит здесь свои булькающие корыта, нимало не думая о том, что они нам мешают. Да еще закрывают их силовым полем».

Додумать он не успел, потому что котел взорвался. Это был даже не взрыв, а что-то другое. Возник ослепительный синий шар и опал. Все произошло в абсолютной тишине.

От аппарата не осталось даже горсти пепла. Дмитрий подошел к тому месту, где он только что лежал. Ничего! Никаких следов. Словно вся эта конструкция растаяла в воздухе. Силовое поле тоже исчезло. Дмитрий достал счетчик, включил. Стрелка показывала только энергию регистрационных автоматов, установленных на делянках.

— Вот так-то лучше, — сказал он. — Нам чужая энергия ни к чему. Нам нужно чистоту опыта соблюдать. Но я все равно поговорю с инспекцией, пусть разузнают, чьих это рук дело.

Он сунул счетчик в карман, вышел на просеку и снова стал думать о том, что надо обязательно найти колоду с пчелами, потому что прошлогодний мед на исходе. Приедут гости, а ему и подать нечего. Красивое дело получится…

Он мог бы, конечно, думать о другом. О том, например, что явление, которому он только что был свидетель, по меньшей мере загадочно и необыкновенно. Объяснить его он не может. Неизвестно чей аппарат, неизвестно почему разбит. И это его невероятное исчезновение. Словно сухая перегонка: пшик! — и весь вышел.

Но для того чтобы обо всем этом думать, нужно было хотя бы удивиться тому, что он видел. А делать этого Дмитрий не умел.

Многие считали его человеком, мягко выражаясь, странным. Блестящий биолог, он в самый разгар своей научной деятельности обратился в Совет с просьбой послать его смотрителем на далекую сибирскую станцию биологического контроля. Дело это, бесспорно, важное и нужное, но бесспорно для всех было и то, что с этой работой мог бы справиться и менее одаренный ученый.

«Ему нужна тишина для обдумывания гениального открытия», — робко предполагали одни. «Он переутомился», — говорили другие. «У него просто несчастная любовь», — утверждали третьи. Но все сходились на том, что с Черепановым что-то произошло.

А произошло с ним вот что. Фантазер, мечтатель, втайне от себя романтик, он с годами стал замечать в себе черты слишком уж здравого рационализма. Постоянное соприкосновение с тайнами природы, которые под его руками и руками его коллег оборачивались элементарными истинами, вчерашние сверхзагадки, ставшие сегодня аксиомами школьных учебников, — все это привело к тому, что он перестал удивляться.

А как биолог он знал: чувство удивления есть видовой признак, выделяющий человека из класса млекопитающих.

Однажды по какому-то поводу он сказал:

— Узнай мой прадед, что Вселенная — всего лишь математическое выражение, упакованное в сферу, что луч света замыкается сам на себя и в сверхмощный телескоп мы, теоретически, можем увидеть собственный затылок он бы умер от удивления. А ученые, узнав об этом, только хмыкнули, потому что если всему удивляться, ни на что другое времени не останется.

В прошлом году в Египте обнаружили космическую капсулу древних пришельцев. Это была сенсация века. Все удивились. Все, кроме Дмитрия Черепанова, потому что для него в этом ничего неожиданного не было.