Цветок из Кирены - [13]

Видимо, Батт III был слабым правителем, ибо наводить порядок в стране взялась его энергичная мать Феретима, сам же он бежал на Кипр, а оттуда на Самос. С Самоса он отправился за советом в Дельфы, и пифия ответила ему:

«Четырем Баттам и четырем Аркесилаям — на время восьми поколений — дарует Локсия власть над Кире-ною; дальше царствовать лучше и не пытаться. Так что ты возвращайся домой и сиди спокойно».

Здесь то ли оракул, то ли пифия, то ли Геродот, то ли Клас Линдскуг, переведший Геродота на шведский язык, немного обсчитались. Ибо оракул говорит о четырех Баттах и четырех Аркесилаях, а в шведском переводе, если я не ошибаюсь, тех и других только по трое.

Аркесилай III вернулся в Кирену, но здесь дела его обернулись совсем плохо, и ему пришлось бежать к своему родственнику в Барку, где его убили на площади.

Тем временем, сообщает Геродот, мать правила в Кирене за сына и заседала в совете. Узнав о гибели Аркесилая в Барке, она бежала в Египет, где могла рассчитывать на поддержку персидского царя Камбиза, которому Аркесилай успел подарить Кирену. Теперь она обратилась за помощью к завоевателю Египта, и он повелел своему наместнику предоставить в ее распоряжение все египетское войско — как сухопутную рать, так и корабли. В итоге Египет подчинил себе всю Ливию.

По нашим с Луллу расчетам, это произошло около 520 года до нашей эры. Здесь кончается историческое повествование Геродота о Кирене.

Стоя перед живописными развалинами храма Аполлона, сооруженного, если верить надписи на дощечке, в седьмом веке, мы после долгих размышлений пришли к выводу, что вообще-то строительство могло начаться и под конец правления Батта I, и в годы правления Аркесилая III, но скорее всего храм начали сооружать при Батте II Счастливом, после того как пифия прислала сюда множество людей из Греции и в жизни города наступила пора расцвета.

Сытые по горло киренскими династиями, мы на этом кончили наши исторические рассуждения. Наше внимание привлекла широкая лестница, поднимающаяся на западе к пещерам.

Как обычно, Луллу устремилась вперед, пока я рассматривала цветы вдоль сбегающих откуда-то сверху журчащих ручьев. Белые и розовые цветки на первый взгляд напоминали ветреницу или прострел, но чашечка говорила об их родстве с нашими лютиками[15]. Это были азиатские лютики.

Стоя с цветком в руке, я вдруг услышала голос Луллу:

— Христина! Иди сюда! Скорей!

Я поспешила вверх по широченным ступеням. Конечно, источник Аполлона никуда бы не убежал от нас, но я вполне понимала нетерпение Луллу и ее стремление поскорее поделиться со мной виденным.

Моим глазам предстали глубокие выемки в горе, наполненные водой. Темная влага загадочно мерцала под скудными лучами солнца. При мысли о том, что именно этот источник Батт I и его люди увидели в 631 году до нашей эры, души наши объял священный трепет.

Так вот он, родник, который был известен всеведущему оракулу в Дельфах, когда пифия в своем туманном изречении посоветовала Батту отправиться в изобилующий источниками плодородный край…

Поддавшись суеверию, более уместному в ту давнюю пору, мы принялись искать в своих сумочках монетки. Поднесем дар Фебу Аполлону, а заодно, разумеется, пожелаем себе чего-нибудь.

Мы сосредоточились на заветном желании, монетки нырнули в темную воду, и я готова поклясться, что Луллу всей душой желала себе того же, что и я: чтобы нам удалось все-таки приблизиться к разгадке тайны сильфия.

ГНЕВ АПОЛЛОНА

Оракул античного мира и древних веков давным-давно утратил свой пророческий дар. Нет пифии, которая излагала бы советы и предписания богов людям в красивых, но туманных изречениях, и весталки ушли на вечный покой. Не властен более Феб Аполлон.

Во всяком случае, брошенные в фонтан монетки не помогли нам решить загадку сильфия. Напротив, было похоже, что наше дерзкое и назойливое посягательство на сокровенные тайны мертвых народов разгневало Аполлона, ибо он наслал на нас бурю и ливни, гром гремел почти целую неделю.

Вместе с температурой упало и наше настроение; земля раскисла от дождя, и мы раскисли. Неистовый ветер трепал макушки сосен; ни о каких ботанических экскурсиях не могло быть и речи.

Забравшись в спальные мешки, мы штудировали все, чем располагали из литературы, а именно: единственный путеводитель по Ливии, изданный после провозглашения независимости, бесчисленные листочки Луллу, мои собственные заметки четырехлетней давности о сильфии, хотя и собранные в клеенчатой тетради, но такие же отрывочные и маловразумительные, как записи Луллу, и, наконец, несколько «Флор», которые я всегда беру с собой в путешествия.

Когда нам казалось, что мы нашли нечто важное, мы выбирались из спальных мешков и бежали друг к другу, чтобы поделиться своими новейшими умозаключениями о сильфии. К сожалению, наши догадки неизменно оказывались очередным мыльным пузырем. Куда ни ступи, всюду одни лишь тупики, и мы вынуждены были с грустью признать, что за две недели пребывания в Кирене не приблизились ни на шаг к решению загадки.

Конечно, мы нашли растение, виденное мной годом раньше. Ну и что? Когда я в прошлом году показала Виви Текхольм засушенный экземпляр, она заключила, что это «вполне может быть ферула». Окончательный ответ она могла дать, только увидев плоды. А на том экземпляре плодов не было.