Цветочек аленький - [72]

Малфред.

Есть у судьбы свои дети, которых тешит она, в колыбели рук качая, да молоком материнским из грудей своих вскармливает. А есть пасынки, которым вместо пряничка сладкого, одни колотушки да окрики достаются. Малушка всегда для судьбы падчерицей была, о чем прознала еще в детстве раннем, когда под набегом хазар чернявых, умирала деревня родная дотла выжженная. Когда в ушах до звона крики слышались, тех, кто вчера еще соседом был, да слезы бессилия по щекам катились, в ожидание собственной кончины. Кабы не брат ее кровный — Добрыня, тоже б сгорела, с места двинуться от страха не смея, но подзатыльник рукой тяжелой от братца получив, зайцем пуганым вслед за ним поскакала.

Как сбежать смогли до сих пор не понимает, но деревню только они одни покинуть сумели. Остальные же…. Всех кого знали Малушка с Добрыней, да любили хазары коли не сожгли, так в свои города рабами угнали. Тяжелы годы те были, скитаний полные, когда бродили дети, пристанища ища, да благо минули. Сначала за милостыню жили, по домам сельским хлеба прося, только чем ближе зима подкрадывалась, тем жадней да бес сердечнее крестьянин становился. Оно и ясно, своя рубашка к телу ближе будет, тут незнамо сам перезимуешь ли, а еще попрошаек подкармливать. К морозам, в конец оголодавшие, да замерзающие, за пару кусков мяса жареного, боярину в рабство продались. Думала Малфред, что кончились страданья их, в тепле за забором каменным нет тревог тех, что на дорогах встречаются. Любо служить человеку хорошему, что не бьет, а кормит да работой больше должного не заваливает. Но не так добр господин оказался, как в начале виделось. Малушку от грязи отмытую, да в платье шерстяное ряженную увидав, возжелал боярин так крепко, что и силой взять не побрезговал. Как могла противилась девушка, плача и умоляя не трогать ее, но глух к мольбам девичьим хозяин похотливый оказался, за что и поплатился. Нельзя зверя в угол загонять, когда отступать не куда, даже мышь в атаку пойдет. Испуганная, да облапленная, схватила девушка кочергу, и огрела, что есть мочи, боярина по голове, чуть к Озему не сослав добродетеля своего. Добрыня, сестру в платье разорванном, увидав, да в глаза шалые заглянув, без слов понял все. У кашеварки хлеба полушку да пару яблок зеленых стянув, схватил Малушку, да суетой всеобщей пользуясь из дома боярского вывел.

И снова бежали. Да в этот раз так, что в груди от бега быстрого пожар разгорался, воздух со свистом из легких выталкивая. На благо в тот день судьба видно вздремнуть прилегла, да просмотрела, как доброе небо, над сиротами сжалилось, дождем со снегом проливаясь, следы беглецов смыло. Оттого и собаки не нашли их, хоть наверняка искали, виданное ли дело рабы сбежать удумали, хозяина покалечив, за такое не просто смерть, а казнь мучительная грозит. Потом седмицу с братом в лесу в шалаше из лапника жили. Велес добр к детям своим, всегда накормит, напоит, да от погони спрячет. Да только в дни студеные лапник не греет, а огонь развести боязно, вдруг увидит кто, да найдет.

Может и пропали б вовсе, зима в тот год теплом не баловала, как молодой волчонок-переярок, на путников да бездомных, холодными иглами зубов своих снежных скалясь, добычи алкала. Но недалече от места, где сироты прятались, лагерь военный князь киевский развернул, на него то и вышли случайно брат с сестрой. С перепугу бежать пытались, но куда голодным да измученным юнцам с войнами бывалыми в скорости тягаться. Поймали, как щенят слепых, да к князю на поклон за шиворот и притащили. Неизвестно, отчего Святослав столь милостив был в день тот, что живыми их оставил, да боярину назад не вернул. Допросив, пощадил, мольбам сироток внявши. Добрыню Святослав в дружину службу нести назначил, а Малушку рабыней для Ольги сделал. Так свободой своей сестра за волю брата откупилась. С той поры Добрыня-богатырь при князе поверенный, человек свободный, да друг его близкий. Указом своим высоким разрешил Святослав брату Малушкиному ни перед кем спину не гнуть, окромя как пред семьей княжеской, тем самым вознеся сироту из деревни сожженной до уровня воевод знатных. Сама же Малушка, хоть и без вольной осталась, а все одно в месте добром. Любо девке подле Ольги находиться, да слово ее слугам нести.

Ладные дни настали. Теплые, сытные, да безопасные.

Есть те, кто на первой кочке ниц падают, дорогу свою продолжать не умея, а есть те, кто по ухабам едет, а все одно песни задорные поет. Малушка из тех, кто путь трудный пройдя, озорства, да веселья юного не растеряла. Оттого, видать, и приглянулась князю. Отказать в близости, не сумев, постель не раз со Святославом делила, и не удивилась, поняв, что понесла. Как прекрасно от любимого чадо под сердцем носить! Но недолго радость длилась. Надеялась, конечно, по началу ключница, что возрадуется Ольга ребенку ее, так же как и другим своим внукам, ведь и в Малушкином ребенке кровь Рюриковичей протекает. Может и порадовалась бы княгиня прибавлению, коли не день тот дурной, когда Малфред по ее указу на мороз бегала, а вернувшись в терем, поняла, что худо ей до беспамятства. Живот в узел крутит, ноги от холода заиндевели, еще и тошнота от бега быстрого волнами подкатывает. А тут прислужница Предславы явилась, да тоном приказным стала требовать, что бы Малфред к ее княжне бежала. С приступами рвоты борясь, ответила женщина рабыне зарвавшейся, что не указ ей Белава, оттого пусть слова свои приказные для себя оставит. А коль княжне молодой чего от Малфред надо, то пусть обождет маленько, в скором времени к ее покоям явится. Не подумала милостница княгини в момент тот, что Белава, обиду тая, слова ее по иному супруге Святослава передаст. Оттого, когда под руки белые Малушку стражи к Ольге тащили, не могла понять женщина, чем гнев хозяйки вызвала.