Цветные миры - [30]

Джин с интересом оглядела его, и вместо того чтобы тотчас отправиться на поле исторической битвы, завязала с ним разговор. Доктор Дюваль (свою фамилию он предпочитал писать Дю Валь) был хорошо известен в Кап-Гаитьене. Получив образование во Франции, он долгое время преподавал на Гаити, а сейчас жил на мизерную пенсию, едва сводя концы с концами. Все свое время он отдавал научным занятиям и чтению; чуть ли не ежедневно его можно было видеть сидящим на скамье в городском парке, причем рядом с ним всегда лежала груда книг и брошюр, а карманы были набиты газетами. Дюваль испытывал величайшую радость, встречая интеллигентного собеседника, с которым можно было потолковать об истории Вест-Индии. Он охотно и подробно давал объяснения, но не выносил ни покровительственного тона, ни попыток предложить ему деньги за то, что он считал простой любезностью. Однажды щегольски одетый американский турист дал ему пятидолларовую бумажку за разъяснения, длившиеся около часа. Возмущенный Дюваль бросил деньги в канаву и, негодуя, удалился.

— Какая блоха укусила черномазого? — пробормотал американец. — Неужели ему мало?

Джин произвела на доктора Дюваля впечатление образованной и благовоспитанной женщины. Его речь лилась потоком.

Он показал ей дорогу, ведущую через парк к мосту последнего сражения, когда 18 ноября 1803 года «Дессалин и Капуа разбили молодого Рошамбо, полководца Наполеона, тщетно пытавшегося создать в Америке новую империю».

— И в результате Англия захватила Вест-Индию, а Соединенные Штаты прибрали к рукам Луизиану и Тихоокеанское побережье почти без всяких усилий со своей стороны, — заметила Джин.

Дюваль обрадовался.

— А-а, вы знакомы с историей, — сказал он.

Джин назвала ему прочитанные ею книги.

— К сожалению, — возразил он, — это все англосаксонское толкование истории. Вест-Индия тоже пережила эпоху Возрождения; она представляет собой как бы микромир, в котором выражена современная история после 1500 года. Но история Вест-Индии предается забвению, ее извращают и фальсифицируют, а главное — опошляют. Она опошлена и извращена до неузнаваемости, А между тем, как утверждал, например, аббат Райналь, рабовладельческий труд в Вест-Индии «можно считать главной движущей силой, стимулировавшей бурное развитие в мире, свидетелями которого мы являемся»!

— Но как же все это случилось? — спросила Джин.

— Сан-Доминго была богатейшей колонией мира, ее возможности казались безграничными. После того как в 1783 году Америка добилась независимости, эта французская колония за шесть лет удвоила свою продукцию. В те годы предприниматели одного лишь города Бордо вложили в Сан-Доминго сто миллионов долларов, Английская буржуазия была главной соперницей французской. На протяжении всего XVIII века они вели борьбу друг против друга во всех уголках земного шара.

— Но ведь англичане прекратили торговлю африканскими рабами и в конце концов покончили с рабовладением?

— В английских колониях было достаточно рабов, а в Сан-Доминго их не хватало. Проливая крокодиловы слезы по поводу бедственного положения угнетаемых негров и вопя о необходимости ликвидировать работорговлю, новая английская буржуазия в то же время прилагала усилия к тому, чтобы расширить эксплуатацию Индии. Презрительно называя острова Вест-Индии «бесплодными скалами», она ставила вопрос, имеет ли смысл приносить в жертву интересы целой нации ради 72 тысяч хозяев и 400 тысяч рабов.

— Но в Англии, конечно, было немало и бескорыстных людей?

— Разумеется. А кроме того, велика была и вера в то, что Англия — богом избранная страна. Один англичанин в то время писал: «Судя по всему, Провидение, отнимая у нас Америку, не оставит избранный им народ без щедрого вознаграждения». Питт увидел удобный случай отнять у Франции континентальный рынок, наводнив его индийским хлопком. За несколько лет производство хлопка в Индии удвоилось. Ведь труд «свободного» индийца стоил всего один пейс в день!

Беседуя, Джин и ее новый знакомый смотрели вдаль, где за большой Северной равниной, среди гор, смутно вырисовывалась могучая и величественная цитадель Кристофа. Доктор Дюваль был худощавый, желтокожий, бедно, но опрятно одетый джентльмен; культура его сказывалась и в речи, и в манерах. Вместе с тем в его поведении не было заметно ни малейшего следа угодливости или опасения, что его собеседница — будь она черной или белой — не оценит его внимания. Он указал на равнину:

— Вон оттуда появились черные рабы; они налетели, как ураган. И подняло их на борьбу колесо.

— Колесо?

— Да, колесо, на котором был распят Оже, красивый мулат, получивший образование во Франции, где он смело отстаивал права свободных негров Гаити. Правда, за черных рабов он не замолвил ни слова. Ведь среди мулатов, воспитывавшихся в Париже во время Семилетней войны, было немало и рабовладельцев.

— А почему Оже стали преследовать?

— Оже добивался для свободных негров-гаитян статуса граждан Франции наравне с белыми жителями Сан-Доминго. Но белые не желали такого равенства. Они схватили Оже и Шаванна. Обоих узников привязали к огромному колесу, железными ломами раздробили им кости и окровавленных выставили напоказ; они умерли в страшных муках под знойным полуденным солнцем.