Цветные миры - [139]

Потом Мануэл и Джин долго жили в Сан-Франциско, на верхнем этаже отеля «Гопкинс», откуда можно было любоваться Золотыми воротами. Они заново переживали прошлое, постепенно воскрешая в памяти все события, каждый свой успех и каждую неудачу. Оба супруга находили один в другом много для себя неизвестного — новые мысли, новые желания. Калифорния их очаровала. Мануэл и Джин были бы рады провести в этом раю остаток своей жизни, но, хотя Мансарту исполнилось семьдесят семь, а Джин — пятьдесят три, они чувствовали, что им еще рано думать о полном отдыхе — слишком велик был у них интерес к жизни и слишком сильно желание трудиться в быть полезными людям.

Это подтвердилось, когда Верховный суд США вынес свое решение о запрещении расовой сегрегации в школах. Мансарт выразил вслух их общие мысли:

— Итак, Верховный суд вынес свое решение, и притом единодушно. Он поступил очень разумно, так как учел, что, если на протяжении этого столетия мы, негры, будем обучать наших детей в своих все более прогрессирующих школах, используя при этом опытные кадры педагогов, мы никогда не станем американцами, а создадим новую нацию с новой, самобытной культурой. Если же отныне все американские дети, как черные, так и белые, а также дети западноевропейских, славянских и азиатских народов будут постепенно привыкать к совместному обучению, следуя общим традициям и одним и тем же идеалам, то возникнет единая раса, единая нация, единый мир. Должно быть, Верховный суд стоял перед трудным выбором — ему пришлось отказаться от идеи «превосходства» белых и в принципе согласиться на смешанные браки. Социальное равенство белых и черных придет на смену «священному» праву белых. В противном случае американская нация может оказаться во власти такой непримиримой вражды, что это было бы равносильно самоубийству. Доволен ли я? Нет, я недоволен, хотя я должен был бы испытывать удовлетворение. Слишком уж долго я мечтал о великой расе американских негров. А сейчас я предвижу только Великую человеческую расу. Возможно, все это к лучшему и Мне следовало бы, конечно, радоваться…

С этого дня для Джин и Мануэла началась беспокойная пора вопросов и предположений о том, что они могли бы сделать полезного в этот переломный момент. Ведь у Обоих имелся большой педагогический опыт и оба они были еще в силах трудиться. Джин как-то сказала:

— Ты помнишь, однажды я задумала большое исследование. Я попыталась организовать в южных штатах работу по изучению условий жизни негритянского населения в обстановке сплошной сегрегации. Предполагалось, что эти исследования будут вести из года в год на протяжении ряда десятилетий. Классификацию и анализ собранных фактов следовало сосредоточить в одном месте, под руководством лучших специалистов по этому вопросу, причем не только американских, но и из других стран мира; в число таких экспертов должны были войти и наши негритянские ученые. Этот мой замысел потерпел неудачу. Сейчас о том, что думают негры и что они собой представляют, рассказывают миру только белые, не считаясь ни с мнением, ни с опытом самих негров. Мне бы хотелось… Мне бы все еще хотелось…

Мансарт оторвался от своей газеты и с хмурым видом сказал:

— Джин, дорогая, что стряслось в мире? И что творится у нас в Америке? Мне никогда и в голову не приходило, что мы можем дойти до такого состояния. Шпионы, осведомители, профессиональные лжесвидетели на службе у правительства… Азартные игры, воровство, растраты и всякие другие преступления. Я никак не могу постичь это!

Мансарт и Джин решили хотя бы на несколько месяцев снять коттедж на океанском побережье, чтобы как следует отдохнуть и обдумать свои планы. Их нисколько не удивило, что они наткнулись на обычные препятствия, ожидающие цветных всякий раз, когда они ищут себе хотя бы временное пристанище в приличном месте. Наконец им удалось снять около Сан-Матео на короткий срок коттедж, принадлежавший отставному профессору, который нуждался в деньгах, чтобы покрыть расходы на ремонт дома. Сам он временно поселился у знакомого бакалейщика, жившего неподалеку. Все уладилось наилучшим образом: профессор стал частым гостем Мансартов, а другие соседи примирились с их присутствием, когда узнали, что прибывшая сюда чета — люди культурные и притом не собираются оставаться здесь надолго и не обесценят ничьих владений.

Джин и Мансарт, как и раньше, много читали и беседовали. Соседи заинтересовались темнокожим человеком и его бледнолицей женой. Сами они большей частью говорили мало, зато весьма охотно слушали Мансарта. Успокоившись и отдохнув, Мансарт начал постепенно высказываться более смело, чем всегда. Однажды он заявил:

— Последнее время я много размышляю, но не могу выйти из тупика; меня очень тревожит положение в стране. Я немало прожил и объехал весь свет. И вот, глядя на родную страну, я невольно задаюсь вопросом: нужно ли нам кого-то бояться, кроме самих себя? Если взглянуть на нас со стороны, то мы, американцы, можем показаться тупыми, чуть ли не умственно отсталыми людьми. Наши школы не улучшаются, а с каждым днем становятся все хуже и хуже; наши дети дичают. В нашей стране больше горя, чем счастья. Люди теряют совесть, воруют, предаются азартным играм. Мы гораздо беднее, чем об этом можно судить по нашим хвастливым заявлениям. Согласитесь, сами: вместо еды мы покупаем хорошую одежду, украшения и меха; вместо книг — автомобили и стиральные машины. И все это мы приобретаем в долг, а не на сбережения. И что еще характерно: мы не пытаемся выяснить в дискуссии истину, а просто угрожаем и обвиняем. Мы ничего не читаем, не тренируем свой мозг. Большая часть нашего досуга уходит на просмотр низкопробных фильмов и на слушание еще более пустых рекламных передач, где нам навязывают вещи, без которых мы вполне можем обойтись. Мы редко любуемся восходом луны или закатом солнца!