Цветины луга - [14]

Туче хотелось скорее попасть домой, но, как это обычно бывает, весть о его приезде по беспроволочному телеграфу мигом облетела все село, и целая куча односельчан преградила ему дорогу.

— Верно, что ты приехал продавать село?

— Кто вам сказал такую глупость?

— А кто тебя знает. Ты вот сейчас начальник стройки, а как пустят завод, может, и директором поставят!

Туча удивился. Это были не просто его товарищи, с которыми он создавал кооператив, но и самые близкие, родные люди: зять Гошо, сестрин сын Пеко, а сзади всех неприступной скалой высился родной брат. Они сверлили его горящими гневом глазами. Он растерялся, не знал, что ответить. Потом, немного успокоившись, сказал:

— Время мертвых душ прошло. Никто уже не может торговать людьми, а тем более целыми селами. Болгария — свободная страна… вам ли доказывать это?

— Ты эту агитацию брось! Скажи прямо, зачем явился? Батраков набирать для хозяев?

Туча нахмурился.

— Да вы что? Запрещаете мне и домой приезжать?

Он думал только переночевать в селе, а утром вернуться на стройку и заявить, что никто из мужчин не согласен идти работать на завод. Ему хотелось поговорить с людьми, выразить сочувствие, дать волю своей неугасшей неприязни к заводу. Самому отвести душу и им дать понять, что он для них свой человек, их опора и что они всегда могут рассчитывать на него. Пусть знают, что он остался для них той единственной Тучей, которая, какие бы ветры ее ни носили, всегда будет оберегать родное село от зноя и пекла, что он не сдался и не думает сдаваться. Он надеялся, что они его поймут, оправдают — не идти же ему против решения партии. Так думал Туча дорогой, но сейчас, когда его окружили со всех сторон и так вызывающе, обнаглев, набросились на него даже его старые враги вроде Маслара, у которого когда-то национализировали мельницу, ему стало обидно. Улыбку, которая готова была заиграть на его губах, сковало морозом.

— Значит, подкупили тебя, а? — крикнул кто-то и грубо толкнул его в спину. — Сколько ж тебе дают за это в месяц?

— Три тысячи загребаешь небось!

— Маловато тебе платят за нашу землю и головы…

— Не плачьте! Повысят, если сумеет пустить по миру кооператив.

— Все вы такие: продажные души, карьеристы! За лакомый кусок не то что село, отца родного готовы продать. А тут хоть ложись да помирай! Только бы они с Солнышком жили, а нам и подыхать можно!..

— Так или нет, товарищ председатель? — обратился один к Дянко Георгиеву, который словно из-под земли вынырнул и оказался рядом с Тучей.

— Что тут у вас — собрание?

— Вроде, — ответил бай Дафин, который не знал, как быть: примкнуть к новому председателю или держаться старого.

— Пойдемте в правление, товарищи! — предложил новый председатель.

Подошла и молодежь.

— Нечего закрываться в канцелярии. Говорите здесь, при народе. Пусть Туча скажет, каким ветром его пригнало и кто его прислал?

— Никто меня не посылал, — соврал Туче, — пришел с женой повидаться.

— А-а, скрываешь! Смелости не хватает сказать! За спину жены прячешься?

И тогда Тучу прорвало.

— Хорошо! Давайте говорить начистоту! Никогда не прятался за чужие спины и сейчас скажу правду: да, я пришел набирать рабочих!

— Фью-у-у! Улю-лю! — раздались пронзительные свистки и улюлюканье.

Но Тучу уже было не остановить.

— Завод наш, социалистический, а не буржуя какого. Чего раскричались? Вперед надо смотреть! Нужно будет — и село перенесут.

— Село? Ишь, куда загнул! — гудела толпа.

— Товарищи! — крикнул Дянко Георгиев. — Что за безобразие? На кого орете? Постыдитесь! Охаиваете человека, который оставил здесь свою молодость! А что же вы сделаете со мной, приехавшим вчера? Убьете или зарежете? — Он смело наступал на разбушевавшуюся толпу. — Да вы знаете, кто вы после этого? Какие же вы товарищи? Чего прячетесь в темноте? Чего увиливаете?

Толпа угомонилась, хотя где-то в темных углах еще клокотала злоба, которая новому председателю была непонятна, необъяснима. Когда он приехал, все жалели о старом председателе. Тучу любили и часто ставили ему в пример. На заседаниях правления и в поле только и слышно было: «Туча бы этого не сделал! Туча знал свое дело! Этот председатель учится руководить на наших горбах! Как молодой необъезженный конь, горячится, и мы должны учить его ходить в упряжке». А сейчас вот набросились на Тучу, как на злейшего врага. Он не мог себе объяснить, почему дело вдруг приняло такой оборот — как дошло до того, что чужой человек защищает своего от своих же. Тучу же удивило не это. Его поразило другое: предполагаемый враг, новый председатель, оказался лучшим другом, чем те, кого он считал самыми верными, самыми надежными.

Дянко Георгиев проводил его до самого дома. Говорил он один, Туча шел молча.

— Мне нелегко, но тебе в сто раз труднее… Ты сейчас распят на двух крестах!

Это были мысли Тучи, но он услышал их из уст того, кого считал главным вдохновителем бунта.

— Знаю, что без индустриализации нашим крестьянам не жить богато, а все же тяжело смотреть на то, как мы разоряем целые села, уничтожаем сады и огороды, чтобы построить завод.

Это тоже были мысли Тучи, но высказывал их с болью в душе его предполагаемый враг.