Цветины луга - [10]

Шрифт
Интервал

— Не ходи, папка! — девочка бросилась к нему, обхватила ручонками. — Ты же не знаешь, в чем дело! Мама ведь ради Милки, понимаешь? А то Мара, учительница, может женить его на себе! Да, да, честное слово! Я сама слышала, как Милка говорила про нашу учительницу, что она «как картинка».

— Вот я вам покажу «картинку»! Ты бы лучше не совала нос куда не надо, а занималась уроками! Ну и дела-а! Сказано, бабы — дуры! Мы из кожи лезем, чтобы вы с голоду не подохли, а они вон чем занимаются!

Когда пришла Игна, он не спал. Потушил лампу и лежал одетый, сбросив только сапоги.

— Думаешь, мне легко? — подсев к мужу, виновато сказала Игна. — А что делать, если вы нас тут оставили одних? Не сидеть же сложа руки, надо работать! На себя ведь работаем, Сыботин!

— Ишь ты, какая агитаторша нашлась! Подумаешь, в правление выбрали, а она и рада, что поймалась на удочку.

— А как же, Сыботин? И там люди нужны! Если не я, так другая была бы!

— Вот и пусть другие ломают голову, а тебе нечего там делать! Почему это ты должна бросать дом на произвол судьбы?.. Завтра пойдешь и скажешь своему председателю, что отказываешься. Муж мой, скажешь, достаточно гнет спину, чтобы прокормить нас, а я не могу на замке дом держать. Не хочу, чтобы ребенок рос беспризорным.

— Вот как! Да разве ж так можно? Ведь я слово дала перед всем селом!

— Как дала, так и возьмешь назад!

— Мне совестно! Пойди сам скажи, я не могу!

— Ты заварила кашу, ты и расхлебывай!

— Хоть бей, хоть убей, а я не могу. Вот и все! Свое отбуду! Когда вы, мужики, бывало, по целым ночам торчите на собраниях, я ведь ничего — сплю себе и молчок. А ему, видите ли, не по душе, что жена была на собрании! — вспылила Игна. — Нет уж! Потерпишь и ты! Никто меня не съест! Нас там пять баб, а он один!

Сыботин не ожидал такого от жены. Он не мог взять в толк, откуда взялось у Игны это стремление властвовать и как отбить ей эту охоту.

— Сказал — не потерплю, чтобы моей женой все дыры затыкали! Будешь дома сидеть и заниматься своим женским делом. Я для того и тяну лямку, надрываюсь, чтобы, придя домой, видеть жену на месте, где ей быть положено!

— А я тебе говорю, хватит меня держать в черном теле! Я ведь тоже живой человек! Дом у тебя как дом, есть-пить приготовлено, спать есть где! Чего же еще? Разве не из за этого дома я бьюсь да еще и заседаю! Сегодня весь вечер головы ломали насчет лука и тыквы. Лука нигде нет, да и тыквенные семечки, говорит товарищ Дянко Георгиев, полезны для желудка.

— А вы и рты разинули, слушая басни своего Дянко. Видали такого — тыквенными семечками собирается вас кормить!.. Да что с вами говорить, когда у вас не головы, а тыквы!

— Тыквы, не тыквы, а я из правления не уйду! Так и знай! И когда следующий раз придешь и меня не застанешь, не удивляйся, куда я делась. Там я — в правлении, вот и все.

Вот как обернулась эта их встреча. Впервые Игна не легла с мужем, которого ждала всю неделю. Утром Сыботин, не сказав ни слова, подался на стройку, а на следующую субботу не пришел домой.

5

Прошло несколько месяцев. Сотни людей и машин работали на стройке денно и нощно, но на Цветиных лугах, опоясанных возле самого Челебийского леса серебристой лентой реки Выртешницы, не было и намека на заводские корпуса. Рыли, долбили, вывозили землю, разгружали стройматериалы. Проезжавшие мимо по шоссе или в поезде, удивленно смотрели на разрытое, словно загон для свиней, зеленое поле. Кое-кто из женщин села Орешец, ходивших проведать мужей, рассказывал, каким будет новый завод, сколько в нем будет цехов.

Директорша Мара слыхала от инженера, что на этом заводе будут делать болгарские комбайны и тракторы. Эти рассказы, словно магнит, притягивали к заводу семьи рабочих со всей округи. По выходным дням у леса, недалеко от стройки, выстраивались распряженные телеги. Небольшая поляна, на которой росло несколько дубов, превращалась в бивак. Прямо на траве расстилались скатерти, соседи угощали друг друга разными домашними яствами и вином.

Игна еле дождалась конца второй недели после той субботы, как муж не пришел домой.

В воскресенье утром сунула в руки Яничке большую сумку, купленную Сыботином, сама перекинула через плечо торбу с корзинкой и, взяв дочь за руку, подалась напрямик через Челебийский лес на стройку.

Вдоль линии котлованов, где должен был вырасти завод, выстроились в ряд бараки. Одни были выкрашены в зеленый цвет, другие в желтый, а третьи еще сверкали свежим тесом и пахли смолой.

Игна с дочерью обошли несколько бараков, пока, наконец, нашли Сыботина. Барак, в котором он жил, стоял у самого леса. Сыботин, по-видимому, ждал их, потому что как только услышал: «Сыби, гости! Сыби, свидание!», выскочил из барака чисто выбритый, в праздничной одежде.

— Папка! — радостно крикнула Яничка, выпустила руку матери и кинулась ему на шею. Он приподнял ее, крепко прижал к себе, чувствуя, как детские губы обожгли ему щеку.

Не подав руки жене, он пригласил их в барак. Внутри царил полумрак: два маленьких окошка пропускали мало света. В комнатке стояло две кровати. Игна сразу узнала кровать Сыботина по покрывалу и подушке, которые она ему дала когда-то. Над кроватью весело знакомое полотенце, вышитое красными нитками.


Еще от автора Стоян Даскалов
Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.


Рекомендуем почитать
Студент Прохладных Вод

«Существует предание, что якобы незадолго до Октябрьской революции в Москве, вернее, в ближнем Подмосковье, в селе Измайлове, объявился молоденький юродивый Христа ради, который называл себя Студентом Прохладных Вод».


Шкаф

«Тут-то племяннице Вере и пришла в голову остроумная мысль вполне национального образца, которая не пришла бы ни в какую голову, кроме русской, а именно: решено было, что Ольга просидит какое-то время в платяном шкафу, подаренном ей на двадцатилетие ее сценической деятельности, пока недоразумение не развеется…».


КНДР наизнанку

А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.


В пору скошенных трав

Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.


Сохрани, Господи!

"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...


Акулы во дни спасателей

1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.