Цвета надежды (в сокращении) - [21]

Каждое возвращение в больницу было пыткой для обоих. И не только из-за запахов и предстоявших болезненных процедур. В больничных коридорах то и дело навстречу попадались другие дети, проходившие химиотерапию. С голыми черепами, они напоминали существ из далеких космических миров.

Эта пытка усугублялась паническим страхом Уилла перед уколами. Он громко стонал от боли. Иногда место укола жутко распухало. Однажды, после одной особенно болезненной процедуры, он расплакался:

— Я больше не хочу лечиться.

— Потерпи, милый. Уже недолго осталось, — утешала его Руфь.

— Лучше умереть, чем вытерпеть такое еще раз.

По побелевшему лицу мальчика катились слезы, обескровленные губы тряслись.

— Этого я тебе не позволю, — сказала Руфь.

Когда он задремал, Руфь вышла в уборную, где встретила еще одну несчастную мать — худенькую энергичную женщину, всегда ухоженную и одетую как на ужин в ресторане.

— Вы — миссис Коннелли? — Женщина улыбнулась ей.

— Да. Руфь. А вы — мама Мишель?

Восьмилетняя Мишель проходила в больнице уже третий курс химиотерапии. В отделении поговаривали, что жить ей осталось недолго.

— Меня зовут Линда Петьевич. Уилл — замечательный мальчик, такой терпеливый. Часами играет с моей Мишель, хотя она и гораздо младше его.

— У вас чудесная девочка.

— Видели бы вы ее с волосами. — Глаза Линды потемнели от боли.

Руфь взяла ее за руку.

— Я тоже в ужасе, Линда. Каждый день, когда я вижу вас с Мишель и остальных родителей, мне становится стыдно. — Она посмотрела на свои мятые джинсы. — Вы всегда так восхитительно выглядите.

— Это я ради Мишель стараюсь, — объяснила Линда. — До ее болезни я не очень-то много внимания уделяла внешности. А теперь мне хочется дать ей понять, что она достойна всего самого лучшего.

— Она просто расцветает при вашем появлении. Смотрит на вас как на кинозвезду.

— Ну что вы! — рассмеялась Линда. — Спасибо за комплимент.

— Руфь… это Пол. — Ему не нравилось разговаривать с автоответчиком, но он продолжил: — Теперь, когда Уилл дома, мне хотелось бы навестить его, если…

Руфь взяла трубку:

— Привет.

— Можно я приду вечером?

— Я скажу Уиллу. Он обрадуется.

— Тебя мне тоже будет приятно увидеть, — неуклюже произнес он. — Я прихвачу бутылку вина.

Ерунда какая, подумал Пол. И чего он мямлит? В конце концов, она пока еще его жена. Что странного в том, чтобы выпить вместе по бокальчику вина.

Когда Руфь впустила его, он обнял жену и вручил ей бутылку и небольшой сверток.

— Что это такое? — Она повертела в руках подарочную упаковку.

— Хочешь — гадай, хочешь — открой и посмотри. Девяносто процентов людей выбрали бы второй вариант.

В свертке было ожерелье. Четыре маленьких деревянных сердечка на ажурном кожаном ремешке. Руфь просияла:

— Какая прелесть. Где ты это взял?

— А если скажу, что сам сделал, поверишь?

— Вообще-то… — она улыбнулась мужу, — поверю.

— С тех пор как мы с Уиллом смастерили скамейку, я много работаю с деревом. Забрал из Дома Картеров кое-какие инструменты.

— Восхитительное ожерелье, — промолвила Руфь. — Такое необычное. — Она провела пальцем по изящной резьбе. — Я тебе очень признательна.

Пол откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.

— Миссис Коннелли, сегодня вы особенно хороши.

— Спасибо.

— А Уилл где?

— Лежит. День у него выдался тяжелый. Его много рвало.

— Пойду посижу с ним немного.

Он направился в комнату сына. Руфь не надела ожерелье, думал Пол. Возможно, сочла его слишком простеньким для своего платья. Четыре сердечка. Символ их некогда крепкой семьи.

Он постучал в комнату Уилла:

— Можно войти?

— Привет, пап.

Пол вошел.

— Как дела, сынок?

Уилл лежал откинувшись на подушки, лицо бледное и изможденное.

— Да ничего.

— Я принес тебе новую кассету. Никогда про эту группу не слышал, но говорят, хорошая.

— «Обнаженные дамочки». Класс. — Уилл взял кассету, демонстрируя оживление. — У Эда такой нет.

— Тебе что-нибудь нужно, сынок?

— Вообще-то, пап, говорить мне тяжело, что-то я устал сегодня. Но…

— Но?

— Если ты не против… почитай мне, как раньше.

— С удовольствием.

— Я сам хотел почитать, но глаза болят.

— Сейчас продаются книги на кассетах, знаешь, да? — В горле у Пола засаднило от невыплаканных слез. — В следующий раз принесу что-нибудь.

— Отлично. — Уилл закрыл глаза.

— Так что тебе почитать? Стихи, что-нибудь историческое, философское или религиозное?

— Вообще-то я сейчас читаю про вампиров. Уже полкнижки прочел.

— Про вампиров? Пожалей меня.

— Классная книга, папа. Один вампир влюбился в красавицу, а ее брата убили…

Пол застонал:

— Чуть не забыл. У меня есть кое-какие срочные дела.

Уилл рассмеялся — тихим усталым смехом.

— Я на пятьдесят седьмой странице. Тебе понравится, вот увидишь.

Уилл снова лежал в больнице на очередном курсе химиотерапии. Руфь приехала навестить сына и, подойдя к его палате, услышала доносившиеся оттуда голоса. Она украдкой заглянула внутрь. На краешке кровати Уилла примостилась Мишель. Положив его руку себе на колено, малышка с серьезным выражением на лице красила ему ногти.

— Получится красиво, как радуга, — говорила девочка.

— Мишель, а тебе известно, что мальчики не ходят с накрашенными ногтями?

— Конечно, известно, глупый. — Мишель завинтила крышку на пузырьке с бронзовым лаком и взяла другой. — Этот цвет называется «Золото инков». Моя мама красит им ногти, когда идет с папой на танцы.