Цвет судьбы - [31]

– Да, но какой? Какой-то динозавр – «раскладушка» из девяностых. И она по нему только разговаривает. Голосом. Ни СМС, ни «Твиттера».

– С ума сойти! – Райан прислонился к холодильнику, скрестив руки на груди. – Восхищен такой приверженностью старине.

– Она говорит, что старается каждую минуту жить в полную силу. Идти по жизни, подняв голову и глядя по сторонам, а не уткнувшись в экран.

– Хорошо сказано, – задумчиво кивнул Райан.

– Да, мне тоже понравилось. Нам всем стоит иногда отрываться от телефонов и компьютеров, верно? Кстати, как насчет того, чтобы поехать в кафе и поесть мороженого?

– Я бы с удовольствием, – ответил он, – но не стоит оставлять бабушку одну. Лучше съезди купи мороженое, и полакомимся дома.

Он покрутил на пальце ключи от машины и бросил мне.

– Как думаешь, Элизабет согласится угощать нас божественным ужином каждый вечер?

– Не знаю, – ответила я, открывая дверь. – Может, сам у нее спросишь?

Глава сорок пятая

Неделю спустя я пригласила Элизабет остаться у нас на вечер, посмотреть по телевизору «Что случилось прошлой ночью» – старый фильм с Деми Мур. Рабочее время Элизабет уже закончилось, так что мы решили устроить классический «девичник» с кино и воздушной кукурузой.

Элизабет принесла сырой попкорн и сама поджарила его в духовке, добавив в равных долях оливкового и канолового масла. Такого вкусного попкорна я никогда не пробовала.

Райан был на дежурстве в больнице, а бабуля, как обычно, рано легла спать. Джастина, дежурившего у нас в вечернее и ночное время, я отпустила до полуночи. Он был только рад – работать придется меньше, а заплатят столько же!

Когда по экрану поползли титры, я заметила, что Элизабет утирает слезы.

– Я и забыла, как люблю этот фильм, – призналась она. – В первый раз смотрела его еще в школе.

– Фильм отличный! – согласилась я. – Какой лапочка Джим Белуши, правда? Он здесь просто прелесть!

Она глубоко вздохнула.

– Ладно, думаю, мне пора идти. Только помогу тебе прибраться.

Элизабет взяла пустую миску из-под попкорна, а я собрала стаканы. Всю посуду мы отнесли на кухню и сложили в раковину.

– Ты уже решила, куда поступишь после бакалавриата? – спросила она, заливая все водой с жидким мылом.

– Никак не могу выбрать, – призналась я. – Хочется всего и сразу. Но это мой последний год в Далхаузи, так что выбирать придется.

– А какие у тебя варианты?

Я достала из буфета чистое посудное полотенце.

– Хочу лечить людей. Но пока не знаю, идти ли в физиотерапию, в трудотерапию или, может быть, даже в медицинский институт.

– По стопам отца? А что у тебя с оценками?

– Тут все в порядке, я круглая отличница, – ответила я. – А в последнее время, после того, что случилось с бабулей, думаю: может, стать гериатрической медсестрой и пойти работать в дом престарелых?

Элизабет кивнула:

– Все это звучит отлично. Что бы ты ни выбрала – будешь права.

– Поэтому выбрать так трудно. Я хотела бы заботиться о больных стариках, облегчать им жизнь, приносить радость, понимаешь? А с другой стороны, вдруг мне удастся найти лекарство от болезни Альцгеймера? В последнее время я много о ней читала…

Элизабет сполоснула стакан под проточной водой и передала мне; я вытерла его и поставила вверх дном в буфет.

– А как насчет личной жизни? – спросила она. – Есть кто-нибудь на примете?

Я вздохнула:

– Сейчас нет. У меня были парни, но всякий раз что-то не складывалось. В школе год встречалась с мальчиком по имени Роберт. Сейчас он инструктор по гольфу в Галифаксе. Мы до сих пор дружим.

– Приятно слышать. – Она сполоснула и передала мне второй стакан.

– В первый год в университете встречалась с одним, тоже около года, а потом застала его с однокурсницей – на том все и кончилось.

– О, сочувствую.

– Ну а как бы ты поступила на моем месте?

– Послала бы его подальше, и дело с концом! – ответила она, подтолкнув меня локтем.

– Так я и сделала! – ответила я, и обе мы рассмеялись.

Пока Элизабет мыла миску из-под попкорна, я молчала и любовалась ее профилем в резком искусственном свете. А ведь она красавица, думала я. Невысокая ладная фигурка, чуть вздернутый нос, выразительные глаза… Есть в ней что-то от Николь Кидман, если не считать разницы в росте и коротких, торчащих во все стороны угольно-черных волос.

А главное, в ней есть внутренняя красота. Спокойный оптимизм, уверенность в себе. Что-то надежное, прочное и по-настоящему доброе.

– Иногда ты напоминаешь мне маму, – вырвалось у меня; и я удивилась тому, что произнесла это вслух.

Губы Элизабет изогнулись в легкой грустной улыбке, словно мое замечание ее растрогало.

– Наверное, ты очень по ней скучаешь, – проговорила она.

– Очень. Она была замечательная. Лучшая мама на свете! Я всегда чувствовала, что она меня любит, что для нее нет в жизни ничего важнее меня.

– Не сомневаюсь, так оно и было. – Она протянула мне миску; я вытирала ее, а Элизабет тем временем споласкивала вилки. – А твой родной отец? Сколько тебе было, когда…

– Родного отца я совсем не помню, – объяснила я. – Он умер, когда мне и года не было. А ты, Элизабет? Расскажи про своих родителей.

Она вытащила из раковины пробку, чтобы дать стечь мыльной воде.