Интересный эксперимент. Но вот нужны ли ему эксперименты? В жизни их и так было предостаточно.
— Ешьте суп. — Джесс пододвинул к ней тарелку с нарезанным белым хлебом. — И хлеб. За сегодняшний день вы потратили немало калорий.
Есть Сиенне хотелось. Через пару секунд, пожав плечами, женщина снова взялась за ложку.
Она съела весь суп. Съела четыре куска хлеба. Когда ее тарелка была пуста, Сиенна облизала губы:
— Очень вкусно.
— Еще бы, — откликнулся Джесс, складывая пополам очередной кусок хлеба и отправляя его в рот. — Я отличный повар.
Сиенна посмотрела на него. На ее губах появилась улыбка. Это была хорошая улыбка, не из тех, что изображают на лице, когда хотят польстить мужчине. Конечно, приятно, если женщина улыбается, чтобы доставить мужчине удовольствие, просто искренняя улыбка — большая редкость.
— Ага, — протянула она.
— Ну нет, постойте, — возмутился Джесс, делая вид, будто Сиенна оскорбила его профессиональную гордость. — Все же для того, чтобы превратить консервированный суп в блюдо, достойное ресторана, требуется особый талант.
Сиенна рассмеялась:
— Не хотите поделиться своим секретом? Мне частенько приходиться заниматься подобными вещами на кухне.
— В самом деле?
— В самом деле.
Он отвел глаза в сторону.
— Значит, Джек вам не помогает?
— Джек?
— Тот парень, с которым вы приехали сюда.
Ее улыбка увяла.
— А, этот.
— Есть и другие?
— Нет. Просто я… — Сиенна нащупала на столе хлебные крошки и, нахмурившись, начала перекатывать их пальцами. — Я уже и забыла о нем.
— О Джеке?
Она подняла голову:
— Да и кто он такой, этот Джек?
— Очевидно, ваш любовник.
— Мой любовник? — Ее изумление казалось неподдельным.
— Тогда кто он?
— Мой профессор. Просто мы занимаемся одной темой.
— Какой?
— Коренные народы Америки.
— Вы имеете в виду индейцев?
— Я имею в виду коренных американцев. Называть их индейцами — оскорбление.
— Это для меня новость. Я что, выгляжу оскорбленным?
Сиенна уставилась на Джесса. Оскорбленным его никак не назовешь. Скорее наоборот. Он выглядел гордым. И таким красивым, что у нее защемило сердце.
А что, если этот Джесс и в самом деле настоящий? Что, если он — тот человек, о котором она читала? Что, если она попала в другую реальность?
Нет. Это невозможно! Сиенна не могла в это поверить.
Табуретка жалобно скрипнула, когда она резко поднялась и начала собирать тарелки.
— Я антрополог, — холодно пояснила женщина. — А Джек Берден мой руководитель. Это и привело меня сюда. — Опустив тарелки в раковину, она вернулась к столу, чтобы забрать оставшийся хлеб и завернуть его в бумагу. Неожиданно Сиенна почувствовала, что эмоции готовы захлестнуть ее. — Я не затем ехала сюда, чтобы что-то украсть, или испортить, или нарушить чьи-то границы. Я ехала изучать исторические памятники, и меня возмущает…
— Ладно. — Джесс примирительно поднял руку.
— Нет, не ладно. — Из-за слез, что застилали ее глаза, она почти ничего не видела. — Совсем не ладно обвинять меня в таких ужасных вещах. Я вовсе не…
Их взгляды встретились. Глаза Сиенны блестели не только от слез. В них мелькало что-то еще.
Осознание.
Его.
Себя.
Того, что может произойти между ними.
Пальцы Джесса погладили золотистый завиток на ее виске. Сиенна, словно кошка, повернула голову, чтобы полнее ощутить ласку.
Ему оставалось только наклониться и поцеловать ее. Один поцелуй — и она растаяла бы.
«Займись со мной любовью, Джесс», — прошептала бы она, и на сей раз все так и случилось бы. Никаких игр. Никакого испуга в последнюю минуту. И нет пути назад.
— Джесс?
Он увидел ее чуть приоткрытые губы. Большие глаза, не отрываясь, смотрели на него. Джесс подумал о военной форме, висящей в гардеробной. О том времени — целую вечность назад, — когда он был офицером и джентльменом.
И отступил.
— Возьмите лампу, — распорядился он хрипло.
Сиенна не двинулась. Взяв со стола лампу, он сунул ее женщине:
— Держите. В сундуке возле кровати есть запасные одеяла. Достаньте их. Они вам понадобятся.
— А где… где будете спать вы?
Только не рядом с ней.
— Я устроюсь в гостиной. Возле камина.
— Да, но…
— Черт возьми, — прорычал Джесс, — вам что, обязательно нужно противоречить мне во всем?
Ее взгляд ясно говорил: «Не накручивай меня!» Он мог бы стереть его одним поцелуем. Но вместо этого Джесс только сверкнул глазами, когда Сиенна, пробормотав неподобающее леди ругательство, развернулась и пошла к двери. Лишь за мгновение перед тем, как она готова была исчезнуть в темноте, он окликнул ее.
— Сиенна. — Женщина замерла, но не обернулась. — Заприте свою дверь. — Его голос напоминал наждачную бумагу. — И не открывайте ее до утра.
Не сказав больше ни слова, Джесс отвернулся к окну и, засунув руки в карманы, невидящим взглядом уставился в ночь. В глубокую черную ночь, обступившую дом.
